– Мой сын никогда не был ни храбрецом, ни гением… – несколько отстранённо, но достаточно зловеще уронил Командующий. – Он мог набраться храбрости, оказавшись в смертельной опасности… А заполучив хороших учителей и обретя друзей, стать более уверенным в себе… Но вот набраться ума?.. Хмм…
Холодный взгляд прикрытых очками-хамелеонами глаз, не столько изучал меня, словно препарировал. Как редкое животное или интересное насекомое. И почему это он говорит обо мне, как о постороннем человеке?
Момент истины, Виктор? Ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу?
– Ты никогда не знал меня, – ровным тоном произнёс я. – Ты и сейчас не знаешь, кто я такой.
– Напротив. Отлично знаю, – Гендо слегка прищурился. – И точно знаю, что ты изменился. Вот только когда? Когда приехал в Токио-3 или раньше?
– А быть может, когда я уезжал из Токио-3? – слегка подался я вперёд, добавляя во взгляд немного безумия.
– Что ты имеешь в виду?
– Я ведь родился и до четырёх лет жил здесь, пока… – я сделал паузу, сверля Гендо тяжёлым взглядом исподлобья. – Пока не погибла мама.
Прикрыть глаза. Нырнуть в звёздную бездну чужих воспоминаний, которых Синдзи не смог бы вытащить из своей памяти ни за что и никогда.
Не то… Не то… Опять, не то… Ага!..
– Один из секторов штаб-квартиры, наспех переоборудованный в жилой, пока постройка нормального жилья здесь и на поверхности ещё только велась… – чужое воспоминание послушно раскрывается передо мной, словно бутон диковинного цветка. – Похоже, отец, ты так до сих пор там же и живёшь… Надо же – почти одиннадцать лет уже прошло… И Юнит-01. Сколько ему там официально – два года? А на самом деле больше тринадцати…
– Ты не можешь ничего этого помнить, – проскрипел Командующий. – Это просто невозможно. Кто рассказал тебе всё это?
– Хочешь я перескажу последние слова, которые вы произносили в рубке перед активацией Ноль-первого? «Что здесь делает ребёнок? Это – Синдзи, сын Командующего Икари. Икари, тут не ясли, а научная лаборатория! Сегодня очень важный день, так что… Козо, я не думаю, что мой сын сможет чем-то помешать»… Продолжить? Конечно, ты можешь предположить, что всё это рассказал мне Фуюцки, но ведь сам прекрасно знаешь, что это не так.
– Ты был ребёнком. Всего лишь ребёнком!
– Конечно, – я откинулся на жёсткую спинку стула, неосознанно копируя Гендо. Ногу на ногу, руки скрестить на груди – поза максимальной психологической закрытости в беседе… – Поэтому этот ребёнок плакал, когда ты оставил его у своего брата и ушёл. Но это были его последние слёзы.
– Ты ненавидишь меня, – неожиданно спокойным тоном произнёс Командующий.
– Нет, – немного подумал и добавил. – Уже нет. Сначала была горечь и обида. Потом пришла ненависть. Но в итоге осталось только равнодушие.
– Если тебе всё равно, ты мог бы и не сесть тогда в кабину Ноль-первого. Какая разница – будет жить мир или умрёт?
– Мир не виноват в извечном конфликте отцов и детей, – усмехнулся я, ловя ответную ухмылку Гендо. – И вообще, лишние эмоции часто только вредят.
– Превосходно, – Командующий поднялся с места, и я последовал его примеру. – В таком случае следуй за мной.
В общении с Гендо я уже отвык удивляться… Но он до сих пор продолжал не только удивлять, но даже шокировать своими поступками.
Командующий подошёл к стене, нажал невидимую мне клавишу, открывая дверь в небольшую кабину лифта. Вошёл внутрь, следом за ним – я. Двери сомкнулись и лифт начал стремительно опускаться вниз, постепенно набирая скорость.
Какое-то время мы провели в молчании, стоя бок о бок.
– Все твои упрёки справедливы, – наконец нарушил тишину Гендо. – Но я не собираюсь просить прощения – всё это было необходимо, хотя ты и не поймёшь моих мотивов.
– Господин генерал, ваш сын, несмотря на юные годы, уже повзрослел, – саркастически заметил я. – Так что играть в заботливого отца несколько поздновато.
– Уже заметил, – в тон мне ответил Командующий. – Но я и не пытаюсь. Я смог стать отцом только для одного своего дитя – института НЕРВ.
– Тогда, может быть, объяснишь зачем всё это? Все эти странные разговоры?
– Скоро ты поймёшь всё сам.
Лифт всё опускался и опускался вниз, и длилось это, казалось, целую вечность. Чисто по ощущениям мы уже давным-давно миновали границу Мохоровичича и направлялись прямиком в Ад… А впрочем, нет – кажется, наше падение всё-таки заканчивается.