– А то как же! Как не помнить? Все в детстве «Поле Чудес» с ним смотрели. Помним и уважаем.
– Молодцы, что помните, но «Поле» — это ты хватил, конечно. То ведь ещё в девяностых, а после-то Якубович вести начал, с двухтысячного. Уж почитай лет двадцать прошло!
– Так и прошло.
– И то верно. Эх, время… Ну что, Борис Алексеевич, за знакомство? Давай по половинке, не разгоняясь. И на вот, огурчиком закуси. Огурчик свеженький, мытый. Я ж понимаю, как на меня люди смотрят, потому доверия у тебя к моей стряпне быть не должно. Нии, ни! Даже не оправдывайся, нормально это! Как есть нормально! А раз так, раз я понимаю и не возражаю, то и уговаривать пробовать свои кушанья никого не буду. Тем более, что «беленькую», да под огурчик с «Докторской» — мирово′! Ну, будем, Борис Алексеевич.
– Можно просто Боря, – кивнул я и ударил рюмочкой в бок второй, подставленной новым знакомым.
– Не стоит, друг мой. Это проявление неуважения, я такого себе позволить не могу. И вам не советую, молодой человек, позволять окружающим подобные вольности и фривольные фамильярности. В первую очередь нужно уважать себя самому, уж тогда и окружающие начнут. Исключения, подобные вашему покорному слуге, случаются крайне редко в нашем грубом мире, – он многозначительно поднял вверх крючковатый артритный палец и помахал им у меня перед носом.
– Думаю, вы перегибаете, Михаил Николаевич. Хотя, может вы и правы… слишком сложный вопрос.
– Согласен, друг мой, давайте ещё по половинке.
Так, по половинке-другой, мы без особого труда съели батон хлеба, два полукилограммовых батончика варёной колбаски, почти килограмм свежих огурцов,… Бутылка тоже куда-то делась, но это явно не мы, это духи.
Тем не менее, пришлось бежать за второй. Я опять решился «уважить старость», надеясь, что хоть в этот раз всё пройдёт не столь плачевно, как с Антониной Сергеевной.
На счастье, я успел до закрытия касс на ночную блокировку. На бреющем прошёл, за полминуты до часа «Икс». Даже кассирши переживали, успею ли, а охранники так и вовсе болели! За меня, что не могло не радовать.
Глава 16 - Упыри и ликаны, обострение сумасшедших
На обратном пути к дому у меня возникли небольшие сложности. Преимущественно, с восприятием действительности. Вот вроде ведь не дурак, однако поди ж ты, вспомнил не к ночи старую шутку, про исчезающий тринадцатый этаж. Детские легенды, не то городские, что де кнопку суеверные люди из лифта удалили, а следом и этаж пропал: четырнадцатый есть, двенадцатый есть, а тринадцатый — фиг сыщешь! И что, дескать, пропавший этаж исчез, но он как бы есть — то с него копчениями пахнет, то луком подгоревшим, когда на других этажах ничего не готовят, то из «вытяжки» чем таким потянет,… а то и пожары там случаются. Оттуда начнётся и по другим этажам пойдёт.
И вот вспомнил бы и ладно, так нет же, мне посчитать подавай: а сколько ж в нашем доме этажей? Повернулся я к подъезду спиной, поздоровался с работником скорой в спецовке, сидевшим на лавочке и принялся считать. Один-два-три-пять-семь… двенадцать. Классно! Чёртова этажа нет… как и моего, семнадцатого. А как так?
Не меньше получаса пересчитывал туда-сюда, дурак пьяный, пока не дошло: спиной я к своему дому стою, вот этажей и меньше! Клятая типовая застройка, будь она неладна…
– Молодой человек, а не впустите меня в подъезд? – окликнул меня медработник, когда я почти уже вошёл.
Я перевёл взгляд на парня. На вид тридцать с чем-нибудь, вполне обычной внешности, в синей куртке с нашивками «Скорая помощь» и серебристыми лентами-отражателями, как были и на приходивших к Антонине Сергеевне девушках. Только у тех ещё на груди удостоверения висели, а у этого лишь куртка, без прочих опознавательных символов.
– А вы к кому? – зачем-то спросил я, бросив взгляд на распахнутую настежь дверь подъезда.
– Я к Ольге Викторовне, с десятого, – елейным голосом сообщил дядя, но подниматься не спешил.
– Не пускай его, милок! – встряла бабка, сидевшая на лавочке напротив. – Он упырь, или колдун какой! Вчера он к Маньке с седьмого шёл, да токма никакая Манька на седьмом отродяся не жила!
– Не лезь, старуха, – грубо зашипел на неё парень. Это у него что, клыки наращённые? Взяли моду, тоже мне.
– Ты бабушке-то не хами, любезный, а то зубами поперхнёшься, – драк я никогда не любил, но подобных фраз, сказанных с уверенными интонациями обычно всем хватает.
– Простите, бабушка, – вновь елейно протянул дядька и, ловко подскочив, пошёл прочь.