— Конечно! Слава богу, я вовремя узнал об этом методе. Он спас мне жизнь…
Я заинтригован. Обращаться к шарлатанам — не в стиле Эме. Ну а к психологу? К какому-нибудь Гри-гри?..
— Прости за нескромный вопрос, но у кого ты все это узнал?
— У Плутарха.
— Разве он не умер?
— Не совсем… Книги не умирают…
Согласен: крики не умирают, эхо звучит еще долго после того, как они смолкнут. У книг тоже есть отзвук, иногда — долгий, но другой… И книги мы выбираем… Плутарх — спаситель? Если бы Беатрис это услышала, она бы сильно веселилась.
— Значит, Плутарх спас тебе жизнь?
— Да, так получилось. Но мне никогда бы и в голову не пришло его читать. Это произошло случайно: кто-то забыл в поезде книгу, оказалось — Плутарха. Я из любопытства полистал ее… и понял, что речь в ней обо мне, что она обращена ко мне. Меня спас незнакомец. Мне приятнее думать, что незнакомка. В то время у меня были проблемы с женщинами…
Он на мгновение замолкает, отдавшись воспоминаниям. Я не хочу ему мешать.
Вдруг:
— Бенжамен…
— Что?
— Тут, понимаешь, такое дело… Ты сможешь завтра на часок задержаться в аптеке?
— Да.
— Нет!
— Ой, прости! Нет, к сожалению, не смогу.
— Ах ты, черт! Забыл, оказывается, кредитку… Можешь за меня расплатиться?
— Ладно… Хотя нет: тебя ведь здесь хорошо знают, ну и попроси, чтобы тебе прислали счет.
Наконец-то у меня есть тренер. Куда я лезу? Какой из меня спортсмен…
7
Скульптор и сценарист
Сначала я вижу только ее.
Она действительно красива…
Разве можно в нее не влюбиться?.. Потом и она меня увидела:
— А, ты пришел?
Потом:
— Иди сюда, я вас познакомлю! Потом я вижу его. Мужчина средних лет, богемного вида, в ее вкусе, с трехдневной щетиной… наигранная небрежность, выглядит непринужденно, наружность артистическая… но черты грубые… Как будто скульптор забыл обтесать его лицо, снять лишнее и облагородить… Кажется, что его не доделали.
Это не мешает мне быть вежливым: очень приятно, как поживаете, что будете пить — и прочая болтовня. Я еще не раскрыл рта, но уже знаю, как пойдет разговор. Когда делали меня, схалтурил не скульптор, а сценарист: не стал себя утруждать и всучил мне пошлый текст с одними и теми же репликами, без всякого стимула к игре. А тогда зачем играть? К черту сценариста, я больше не играю! К тому же я никогда не хотел играть.
— Бенжамен, позволь представить тебе Мартена, художника моей новой книжки.
Недоделанный протягивает руку:
— Здравствуйте, как поживаете?
Э-э-э, старина, да у тебя текст тоже никудышный, и надувай не надувай щеки, я тебе не поверю: Беатрис объяснила мне, что это такое — надувать щеки. Плевать тебе, как я поживаю, хорошо или плохо, и будь у тебя выбор, ты, возможно, предпочел бы, чтобы я поживал плохо. Поди знай…
Я не предлагаю ему выпить. Я не официант, а всего лишь скромный местный аптекарь.
Он оживленно сообщает, что ему очень нравятся книги Беа (Беа?) и он страшно рад возможности их иллюстрировать: слить воедино два воображения, искать пути, распахнуть окна, открыть двери…
М-да, лицо у этого типа не совсем обтесано, но кое-что отделано слишком тщательно — например, его речь. Сравнение с распахнутыми дверями и окнами не предвещает мне ничего хорошего, я боюсь сквозняков. Мне холодно.
— Ну хорошо… не буду вам мешать, схожу пока за Марион.
— Мне тоже пора, — говорит художник и хватается за куртку.
— Мартен, я тебя провожу, — сию же минуту откликается Беатрис. И, повернувшись ко мне, добавляет: — Не надо, Бен, я заберу Марион на обратном пути.
Да-да, конечно, у меня провалы в памяти, я забылся: Марион забирает она, это ее исключительное право.
Мартен снова протягивает мне руку, слабую, вялую руку. И такой рукой можно рисовать?
Беатрис стоит, высокая, красивая, как манекенщица… и прелестно одетая. С едва заметным, не бросающимся в глаза, обворожительным макияжем. То же касается и украшений. Все у нее отменного вкуса… Всего у нее в меру… Ее-то скульптор завершил свое творение, это факт! И на средства не поскупился. Я смотрю на жену. С чего это Беатрис так расфуфырилась… из-за Мартена?
— Пока! — говорит она.
— Хорошего вам вечера, — говорит он.
Я отказываюсь от навязанного сценаристом текста («И вам тоже!») и импровизирую. Конечно, «Счастливого пути» не намного лучше, но я так редко импровизирую…
Артисты уходят.
Я на кухне один.
Всего несколько минут один. Я никогда не бываю один, разве что в ванной.