Эта песня словно пелась им обоим. Они сидели с пылающими лицами.
– Шаоань… ты… – Жунье бросила на него смущенный взгляд.
Шаоань протяжно вздохнул и склонил голову.
– Эй, Жунье! Жунье-е-е! – с другой стороны дороги донесся протяжный крик Тянь Футана.
Они испуганно обернулись и увидели его, стоявшего на обочине деревенской дороги. Он явно видел их, но не подходил, а звал издалека:
– Жунье, иди есть, мать ждет…
Жунье так разозлилась, что прикусила губу и не ответила отцу.
Шаоань поспешно встал, подтащил ведра к реке, набрал воды и, не сказав ни слова, полез на склон, низко опустив голову. Жунье пришлось тоже встать. Она расстроенно побрела вдоль реки к деревне. Секретарь Тянь увидел, что дочь идет назад, повернулся и зашагал прочь.
Не успели они поговорить, как их разогнал крик Тянь Футана…
Жунье вернулась домой сердитой. Ее новенькие туфли были покрыты речной грязью. Она выглядела сконфуженной.
Тянь Футан ни словом не упомянул об их встрече, но дочь тут же стала оправдываться:
– Мне захотелось пойти прогуляться по деревне. Я встретила на дороге Шаоаня с ведрами, и мы поболтали… Земля такая сухая, что посевы скоро совсем засохнут.
– Сегодня я в Горшечной купил кусок баранины. Молоденький ягненок, при нас забили… Ешь скорее, Жунье.
Тянь Футан вынес тарелку с пельменями, поставил ее на кан и сделал вид, что ничего не слышал. Когда Жунье отвлеклась, отец бросил тяжелый взгляд на пару ее невозможно грязных туфель, стоявших на полу…
Отношения между Шаоанем и его дочерью очень злили Тянь Футана. Он даже ездил в город, чтобы сообщить о неверном распределении огородов членам первой бригады. В те годы это было серьезным делом, и за такое могли навесить ярлык «идущих по капиталистическому пути». Но за Шаоаня и остальных заступился Бай Минчуань, ограничившись маленьким внутренним собранием и объявлением, доверенным деревенскому громкоговорителю.
Глава 13
С самого начала весны, когда Шаопин поступил в школу, он провел в городе уже порядочно времени. Все это время он страдал от нищеты, голода и одиночества, испытывал муки первой любви и еще бóльшие муки первого расставания. Когда эта маленькая юношеская трагедия подошла к концу, поток чувств в его сердце успокоился – но взамен пришли рассудительность и опыт. Конечно, то была еще не зрелость. Шаопин во всех отношениях оставался подростком.
С тех пор как школа организовала агитбригаду и Шаопин с Сяося съездили в округ, вещный мир вокруг него ничуть не изменился, но внутренняя жизнь начала становиться шире и разнообразнее. Кроме того, теперь у него был новый синий костюм, и, стоя на линейке, он выглядел ничуть не плоше одноклассников – наоборот, рост добавлял ему привлекательности и даже какой-то харизматичности. На оставшиеся от поездки деньги Шаопин купил копеечную зубную щетку и теперь щеголял белоснежной улыбкой. На расческу и зеркало денег не осталось, и вообще – было немного стыдно покупать их. Поэтому он частенько поворачивался к окнам классной комнаты и расчесывал волосы пальцами, глядя в стекло, как в зеркало. Если бы у него была приличная пара кед, было бы вообще знатно.
Шаопин преодолел свою прежнюю стеснительность. Теперь он общался равно и со знакомыми, и с незнакомцами. За прошедшие полгода Шаопин начал играть на сцене, съездил в округ, повидал большой мир и теперь был назначен не только начальником трудовых резервов, но и членом комсомольской ячейки, ответственным за пропагандистскую работу, и вошел в ряды активистов. Одноклассники зауважали его. Девочки стали смотреть на него особым взглядом – так, словно он был интересным новичком.
Но Хунмэй по-прежнему относилась к нему с безразличием. Она действительно сблизилась за это время с Янминем. Ее видели в гостях у старосты Гу и поговаривали, что большой блокнот в красной обложке, которым она пользовалась, был его подарком. Шаопин теперь воспринимал это спокойно. В душе его ничто не отзывалось, ибо жизнь уже открылась ему во всей своей полноте и взгляд его устремился на иные предметы.
Он больше не дожидался, когда другие покончат с едой, чтобы взять свой черный бедняцкий хлеб. Мало-помалу он отказался от этого тщеславия (или, другими словами, самоуничижения) и становился в очередь открыто и спокойно. Несколько одноклассников, из тех, кто побогаче, даже стали его друзьями. Порой кто-нибудь даже покупал ему на свои деньги завидную категорию «Б». Он уже смутно осознал, что для полноценной жизни нужны не только еда и одежда, но и много, очень много того, для чего он не мог подобрать сейчас слов. Конечно, вспоминая о собственной бедности, он по-прежнему впадал в панику. Но все – даже это – было не то, что раньше.