— Я понимаю. Поверь, мне тоже тяжело.
Николай рассеянно кивнул.
— Возможно. Не понимаю только, зачем мы затеяли этот разговор. Чего ты хочешь. Сказать, что во всем виноват я?
— Я ничего не хочу.
Они не заметили, как прошли мимо Старых ворот и углубились в один из бесконечных переулков старого города.
— Да… да… не хочу. Я просто говорю, тогда, два года назад, ты мог, ты должен был быть откровеннее. Ты опытнее меня. Я была в отчаянии — натуральная истерика, когда ничего не понимаешь, ничего не чувствуешь. Живешь как в тумане. И люди кругом какие-то ласковые, слащавые. Сожалеют, высказывают опасения. С ума сойти можно.
По переулку брели одинокие прохожие. Было слышно, как во дворах напротив щелкает домино. По крыше сарая ходил парень и без конца повторял: «Митя, ну куда он делся, а Мить…»
Николаю почему-то стало грустно при виде этих приземистых домов с почерневшими створками окон, обязательными завалинками у ворот, запахом переспевших яблок. Доброе захолустье почти в самом центре города — удивительно.
— Ты, кажется, меня не слушаешь?
Николай рассеянно посмотрел на Лену. Ее губы двигались непроизвольно, сами по себе.
— Напротив, хочу понять тебя.
— Видимо, следует просто слушать, и все будет более очевидным.
— Ну хорошо, ты хочешь поделить нашу вину пополам. Пусть так. Но пойми, все уже случилось. Нелепо вспоминать прошлое.
Лена сокрушенно вздохнула.
— Прошлое… не знаю. Для кого как. А для меня это до сих пор настоящее.
Она ошиблась. Николай не просто изменился. Ей говорили, что его трудно узнать. В ее воображении эти перемены не уходили дальше обычного круга видимых перемен. Осунулся, раздался в плечах, стал задумчив, вспыльчив, более многословен. Нет-нет, ее встретил другой Николай, человек, которого она видит впервые.
— Ты знаешь, о чем я подумала? — Лена дернула плечами. — Ты слишком изменился…
— Мы все изменились, Лена. — Он первый раз ее назвал по имени. — Но это не суть важно. Я о другом. Ведь Сергей обязательно спросит о нашей встрече.
— Ну и что?
— Нет, ничего. Вы, видимо, советовались насчет твоего приезда сюда.
Она только сейчас поняла, как бесполезен их разговор, потому не сразу нашлась, что ответить.
— Я не рассчитывала на это. Нельзя же, в конце концов, так мерзко думать о человеке, которого ты когда-то… — Лена не договорила.
Николай взял ее за плечи.
— Ради бога, только не слезы…
— Я ушла из дома. Можешь быть спокоен. Сергей ничего не спросит. А мне попросту некому рассказывать.
Николай упрямо посмотрел себе под ноги. Она ушла из дома. Это что, простое совпадение или продуманный шаг. Может быть, разумнее высказать сожаление.
Почему он молчит? Разве у него не было времени обдумать свой ответ. Он ждал этого разговора не один день. Он уже смирился, что его не будет, но все равно ждал. И вот теперь, когда сказано главное, он молчит.
Что с ним. Какое-то паническое состояние. Надо же что-то сказать, в чем-то усомниться. Нелепо же вот так стоять, таращить глаза на собственные ботинки и молчать.
— Ты напрасно расстраиваешься, это пройдет.
— Что пройдет. Обида, боль? Несправедливость, ощущение непоправимой беды, что именно, Николай Петрович?
— Ну, здесь я плохой советчик. Вам виднее. Просто в этой жизни проходит все.
— И чувства?
Николай вздрогнул. Внимательно посмотрел на голубятника, который по-прежнему маячил прямо перед ними, на помятый клюв водопроводной колонки. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Но отвечать придется.
— Чувства? — переспросил Николай. — Нет, чувства, как люди, они не просто проходят, они умирают.
— И ничего не остается? — рассеянно пробормотала она. В ее голосе был испуг. — Ни-че-го?
— Ну, как тебе сказать, видимо, не совсем. Остаются мудрость и раны.
— Что мне делать?
Он увидел, как она сжала виски и теперь шла, старательно ставя ноги в самую середину тротуара.
— Что мне делать?
— Я не очень понимаю тебя… Разве возникает такой вопрос, и потом вы… — Он не договорил. — В общем, все уладится.
— Ты хотел сказать, — вы очень подходите друг другу?
Николай смутился, и то, что она заметила это смущение, заставило его еще сильнее покраснеть.
— Беда учит не только мужчин. — Лена заметила, как он покосился на часы. — Тебе надоел наш разговор?
— Напротив, я просто хорошо помню, электричка на Березняки уходит в семнадцать тридцать.
— И это все?
Николай грустно улыбнулся.
— Нет… Передай Сергею… А впрочем, ничего не передавай, а просто скажи, жизнь продолжается.