Наконец кому-то это надоедает, и с почты является человек: дескать, пора узнать, кто такой Тельпугов и долго ли он намерен валять дурака. Оказывается, Тельпугов живет здесь и деньги получать не настроен.
— Ненормальные люди, — говорит человек, — зажрались.
И с этими словами человек уходит. Перевод отсылают обратно. А на следующий месяц все повторяется сначала.
Почему Сережка поступает именно так? Поза, принципы, обида — догадок может существовать сколько угодно. Толком не знает никто.
— Б…б…благородных к…кровей т…товарищ. Инте…ллигент.
Это, конечно, Сашка. Нелестный итог наших сомнений.
Прошло много времени. И все, чему положено случиться, уже случилось. Однако и по сей день Сережка для меня человек странный. Бывает же такое. Смотришь на человека, а видишь лишь контуры, силуэт.
Ну, и наконец я. Говорить о себе наивно, да и говорить-то нечего.
Я пятый. Зовут меня Лешка, точнее, Алексей Федорович. Отец погиб. Война. Этим не удивишь. Мама жива. Ей сейчас 67 лет. Мама — историк-международник. Она до сих пор выступает с лекциями. Лично меня мама считает неудачником, но я на нее не обижаюсь. Просто мама немножко консерватор и убеждена, что «они» в наши годы были лучше. Почему-то многих это возмущает. А меня нет. В таком возрасте люди больше живут прошлым, чем настоящим и тем более будущим. Прошлое для них — вся жизнь. А кому же хочется, чтобы твоя жизнь считалась неудавшейся.
Почему я на стройке? Легче всего сказать — романтика. Аргумент сомнительный, но сейчас в моде. А если откровенно, то все получилось не очень серьезно. Жила девчонка по имени Светка, и жил мальчишка по имени — я. Это случается обязательно. Вдруг мальчишке показалось, что он влюблен. И не как-нибудь, а только окончательно и бесповоротно. Девчонка фыркала, когда встречала курносого мальчишку. А мальчишка, вобрав в себя тысячу обид, где-то наедине с собой придумывал месть всему девчоночьему роду. И когда однажды мальчишка понял, что он всего-навсего один из многих и девчонка по имени Света если и думает о ком-то, то этот кто-то совсем не он, мальчишка готов был разрыдаться. Однако делать этого не стал ни в момент собственного прозрения, ни много позже. «Она пожалеет, — сказал он. — Ах, как она пожалеет». И уехал. Мальчишка не делал из своего отъезда тайны, наоборот, он лихо сбил кепку на затылок и таким валетом прошел по Дегтеревскому переулку, что даже участковый милиционер Дранышев прищурил глаз и, сплюнув под корявый сапог, звонко сказал:
— Ишь, выгребает, как всамделишный.
Напротив дома Светы Галычевой мальчишка остановился и так посмотрел на холодные и надменные окна, что стекла сверкнули невнятным отливом и судорожно задребезжали. А может, это всего-навсего были слезы и случайный ветер. Мальчишка уехал.
Вот и вся романтика. Год кантовался разнорабочим. Потом армия. А чуть позже, не заезжая домой, — сюда.
Стихов я не пишу, на гитаре не играю. Короче, личность вполне заурядная. И последнее — историю эту рассказывать буду я, как справедливо было замечено однажды. Я не Игорь Ильинский — терпите.
Началось все довольно банально. Шел автобус. Ехали люди. Думали о житье-бытье. Некоторые спорили, некоторые досыпали, короче, ехали. И тут вдруг забавное обстоятельство: пропал кондуктор. Пассажиры всполошились. Кто на улицу, кто к водителю: так, мол, и так: рост средний, глаза серые, усы вразлет, фуражка форменная. Был человек, и нет человека.
Водитель нас выслушал, зевнул, толкнул кепку на глаза и говорит:
— Не пойму вашего беспокойства, граждане. Кондуктор не иголка, найдется. У меня график, поехали.
Ну раз поехали, какой разговор. Ему виднее, он бригадир маршрута. Пока суть да дело, кто-то предложил деньги собрать. К этому времени автобус свернул на площадь Коммунаров и стал тормозить. Народ засуетился. В чем дело? Почему остановка? Вот тут и следует сказать: «нда…а…а…» Дверь открылась, и на подножке появилась она. Вошла и сказала:
— Здравствуйте, я новый кондуктор.
— Ухх ты, — вздохнул автобус, и мы поехали дальше.
По-прежнему каждое утро приходил автобус. Все с шумом бросались на свободные места и ехали. Все было по-прежнему — и все было иначе. Среди нас появилась женщина. Мы смотрели друг на друга, пытаясь понять происходящее, но, увы, разводили руками. Мы только внешне оставались теми же самыми, а в сущности мы уже давно были другими.
Ее звали Леной. Фамилия Глухарева. Она была красива. Я говорю это утверждающе и категорически. Тот самый случай, когда невозможно выделить что-то одно: глаза, профиль, улыбку или манеру говорить. Нет. Бывает же человек красив весь сразу.