Выбрать главу

Баядера

То мягкой поступью крадущейся пантеры, 
То с дробным стуком - колокольцев перезвон, - 
На каменной площадке баядерой 
Явилась Лакшми, пахта - теней сонм. 
Ей лотос был не днищем - одеяньем: 
Там, в храме, развевались лепестки 
И опадали Богу воздаяньем, 
Атласно белой мантией от Шри. 
Нагая Лакшми, гибкая, как лебедь, 
Богиня счастья, неги, красоты, 
В безмолвном танце, потешая челядь, 
Вымаливала каплю доброты. 
Сплетались руки длинными стеблями 
И спотыкалась пятка о носок, 
Глаза озерами сверкали со слезами, 
А локон целовал её висок. 
Но тут же вихрем расплетались руки, 
Как будто их не две, не дважды две, а шесть, 
В озерах бархатных сменяла буря муки, 
А цапля замещала лебедь-лесть. 
Волчком вокруг себя она крутилась, 
Что не понять, где руки, грудь, спина. 
Но вдруг в мгновение одно, остановилась. 
Скрыл волос, что она обнажена. 
А мерный пяток стук под музыку браслетов 
И колокольцев на ногах, кистях, 
Привел в религиозный раж аскетов, 
Да у жрецов пополз по коже страх. 
Не баядера - Лакшми перед ними, 
Богиня, повелительница душ. 
Никто не вспомнил о ступнях и глине, 
О том, что тело знало голод, холод, сушь. 
Восторженно взывал народ под сводом, 
Моля благословить Богиню кров. 
А Лакшми, целомудренным обводом, 
Руками вкруг себя сплела покров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Восточная дева

Тебе, Иса, мой господин - 
Моя кыта... и лал рубин. 

Изар, шальвары, паранджа, 
Сад хур, гарем, эмир, ходжа... 
Восток - то сладостный, то терпкий, 


Как танец пери-баядерки... 
Сурьма, над взглядом черных глаз, 
Что исподволь глядят на вас 
И, опускаясь, тут же долу - 
Чадра скрывает их крамолу... 
И разговор без языка, 
Где каждый жест - печать греха, 
Где каждый вздох наполнен риском 
И сладострастно жарким смыслом... 
И гибкой талии лука... 
И танец огненный пупка... 
И бедер тайная кадриль 
Таит сладчайший сельсебиль... 
Восточно мускусный базар, 
Где мать - священна, дочь - товар, 
Где скромность луноликой девы 
Покорней, девственнее плевы... 
Где с восклицаньем "иншалла" 
Слетает под ноги чадра 
И дева (о, порока дочь!) 
Вас услаждает день и ночь... 
Мужчина - бог и господин 
И он с Алла почти един. 
Но вот пройдет миг утоленья, 
Час колдовского исступленья, 
Когда насыщен тела зов 
И дверь открыта в твой альков; 
Была игрушкой его страсти, 
Сломать что было в его власти... 
Когда была ты госпожой, 
Ему даруя звездный рой, 
Он, окунаясь в твой Ковсар, 
Готов был повязать зуннар, 
Ты для него почти земзем, 
Чтоб стать отверженной затем... 
Раба ты рядом с господином 
И гурия - под балдахином. 
Восток - загадочный и терпкий, 
И непонятный - иноверке... 
Чадра - подарок иль зиндан? 
Аллахом, чертом девам дан? 
Скрывает лик или пороки - 
Глаза сулящие и вздохи? 

Ля-илляхи-илла-Алла! 
Как скажет он - так иншалла... 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Юной Леди Королевской капеллы

Невинность в каждом взгляде, каждом вздохе...
Как непорочна и чиста она!
И если в том сомнения есть крохи,
То это  вашей жизни  лишь вина.
А как она прелестна в этом платье,
Что обрамляет лика красоту,
И нежное, по женскому, запястье
С мужской рукой не спутать за версту.
Так грациозно движется, что звуки
Теряются пред Леди  башмачком,
Заслышав шорох платья, ада муки,
Вы испытаете, как будто грянул гром.
О, чародейка, Мельпомена, муза!
Как искренна и страстна твоя речь,
А голос мелодичен, без искуса
Способен за собой вас всех увлечь.
Твои страданья неподдельно женски
И речи так по девичьи звучат,
А ламп по краю сцены свет столь дерзкий...,
Ну как тебя они  изобличат?
Когда и стать, и голос, и походка,
О женщине, о девушке твердят,
И даже взгляд - покорный, нежный,  робкий,
О юной Леди залу говорят.
Но сыгран акт и реверанс последний,
Последнее "прощай, мой зритель и эстет",
Опущен занавес и поступи, стремлений
В проходах театра затерялся след.
И юношу, а может быть подростка,
Мы видим пред собою  в этот миг,
И взгляд, что был таким наивно робким,
Вдруг отвердел, другой открыв нам  лик.
Да, он красив и он прекрасно сложен,
Но все же он не девушка - увы!,
А то, что зритель был обманут, был восторжен,
Быть может только  миг, - таланта лишь черты.
Да ведь и он - увы!- не долговечен,
Лет пять пройдет, а может,  даже,  шесть,
И на лице, что нежно так, размечен,
Уже не девичий пушок - щетина здесь.
Как много вас, что чувства услаждали,
Прошло через театр и сгинуло навек,
Вы зал своей игрою восхищали,
Где женщин слава не взяла разбег.
Вас пестовали, холили, учили,
Превозносили вашу красоту,
Но, лишь пока так молоды вы были,
Что юноши не видно за версту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍