Ильза может быть из их числа? Вполне. Не зря же вчера сказала: «Повезет же кому-то…». Явный же намек, что сама она на Миху никак не претендует.
Почему? Почему, блин?! Так плох? Или это действительно было что-то вроде оплаты услуг — и по части медицинской, и в смысле вчерашнего спасения от тех утырков, которые Ильзу чему-то там учить собрались. Кстати, чему? Или сейчас не об этом? Точно ж не об этом, а о том, чем так плох он, Миха Быстро! Чем? Как раз тем, что, хоть Ильза это и отрицала, все действительно было очень быстро? Во всех смыслах: и в смысле сближения, и в смысле… гм… процесса?
Это задевало. Потому что для самого Михи случившееся ощущалось как что-то… важное, что-то такое, про что разные умники говорят так: реперная точка. Опорная, контрольная, позволяющая измерять состояние и основывать на себе график дальнейшей жизни.
Глава 12
Кстати, о расстояниях: между родным городом самого Михи и тем, в котором родилась и о котором вчера так много говорила Ильза, было больше полутора тысяч километров.
Это испугало, хорошо так добавляя сомнений и метаний. Дело в том, что опыт отношений формата «на расстоянии» у Михи в жизни уже имелся, и вспоминать те годы было… тяжело. Потому что вляпался он тогда неожиданно глубоко и наблюдать за тем, как километры убивают чувства, оказалось мучительно. И ведь изменить-то ничего так и не получилось!
Миха тогда только-только решил завязать с работой на Скорой. Появилась вакансия хирурга в больнице, о месте в которой мечталось, можно сказать, всю жизнь, и он вцепился за это руками и, кажется, даже зубами.
И что же? Наконец-то получить этот редкий шанс и теперь увольняться? Закопать мечту, чтобы все начать в другом месте, куда, вполне возможно, еще и докатятся слухи о некоем парне, у которого все слишком быстро в его переменчивой врачебной карьере? Угрохать так много времени и сил, что и вспомнить страшно, и все похерить?
Миха предложил своей тогдашней пассии перебраться к нему — благо и жилплощадь позволяла. Но та все не решалась, тянула, тоже слишком сильно привязанная уже к своей родине и к старикам-родителям.
Миха мотался туда-сюда, тратя заработанное на самолеты и поезда, делал все, что было в его силах, и все равно в конце концов сдался. И потому, что сам устал, и потому, что явственно видел медленное охлаждение и со стороны Лены — так звали ту женщину, о разрыве с которой вспомнилось сейчас.
Яков Натанович Блюхер, который прожил со своей Светой (кстати, тоже называвшей мужа не иначе как Бляхером) сорок лет, правда, утверждал, что Михина проблема не в величине расстояния.
— И таки даже не в величине вашего, юноша, я извиняюсь, полового хуя. Ой, и уберите мнение с лица, ви же не в Думе, а в морге. Это там чем попало мериться в трэнде, а здесь кругом приличные тихие люди, которых эти глупости таки уже совсем не тревожат! Берите с них пример!
Но Миха брать пример с трупов морге отказался, хоть предложенное его и развеселило изрядно.
— А в чем же тогда проблема? — уже не зная смеяться или продолжить грустить, спросил он тогда.
Яков Натанович вздохнул, выщелкнул из пачки беломорину, заломил её привычно, прикурил и вдруг задумался, глядя на клуб дыма, взвихрившийся над его седой, вечно лохмато-кудрявой головой.
— Я таки вам одну вещь скажу. По секрету. Моя супруга, дай ей бог здоровья, уверена, что, когда мине во младенчестве делали обрезание, то отрезали дальше, чем следовало. Вечно, как я накосячу, поминает: мол, Бляхер, тебе с твоем писькой, которая так и не доросла до гордого звания хуя, вообще бы помалкивать. И таки шо? — Яков Натанович подался вперед и вдруг уставил на Миху чадящую беломорину.
— Шо?
— Ой уже сидите и не спрашивайте вопросы! Потому что я таки и сам вам скажу, хоть и не следовало бы. Дожился ваш покорный слуга, которого и так-то боженька размером обидел, до того, что у него, если что и поднимается, то не хуй, а давление, шоб ему в Дюка с люка. А любовь-то после этого никуда не делась. Понимаете, юноша? Ни-ку-да. Так что не морочьте мине то место, где спина заканчивает свое благородное название! Не в расстоянии, не в хуе и даже не в количестве денег, кто бы что на эту тему ни мечтал, причина. А в силе чувств.