Миха тогда с Яковом Натановичем поспорил, а потом, когда Лена и отношения с ней остались в прошлом, мысленно со всем ему сказанным согласился: да, наверно, им просто не хватило любви. Наверно, так. Но одно Миха знал точно: второй раз вляпываться в такие вот «отношения на расстоянии» он не хочет.
Ладно! Очень ко времени старика Бляхера вспоминать, когда вот прямо сейчас, через исчезающе малое количество секунд или, если еще спящим попритворяться, минут все равно придется открывать глаза и говорить какие-то слова… Но какие?
Нет, ну действительно что делать-то? Как поступить, чтобы было правильно, а Яков Натанович, которому Миха рано или поздно покается в содеянном, не назвал его «идиётом» и не поинтересовался, в какой такой несгораемый шкаф хорошо знакомый ему «юноша» спрятал свой стыд и где потерял ум, если он у него вообще когда-то имелся?
Собственно, вариантов было немного. И первый, о котором получалось думать без признаков зарождающейся панической атаки — это завести дурацкий необременительный разговор, в котором той самой реперной, а вернее, финальной точкой станет не «жили они долго и счастливо», а «было круто, при случае обязательно повторим».
Что-то маленькое и робкое корчилось внутри от одной только мысли о беседе с Ильзой в этом стрекозлином духе, но Миха — такой большой и сильный — эту шебуршучую мелочь тут же геройски победил: «Да, так будет разумно и дальновидно! Тем более что, может, ей самой я и на дух не сдался! Может, это она для меня вся из себя „реперная“, а я для нее так — перепихнулись и забыли!»
Откатав все это по стопятьсотому кругу и окончательно убедившись, что затеваться с «отношеньками» себе дороже, Миха открыл глаза… и обнаружил, что в палатке один. Ильза ушла. Когда? Да хрен его знает когда! Главное, что и следочка не осталось.
Позднее, после того как Миха с независимым видом, изображая полную незаинтересованность, обошел лагерь в поисках своей внезапной любовницы или хотя бы ее верного «Гуся», а затем, ничего не найдя, вернулся, чтобы паковаться, он ни в постели, ни рядом с матрасом, ни возле палатки даже презерватива, им же самим и использованного, и то не нашел. О как!
В голове даже зароились идиотские мысли о том, что Ильза коварно добыла его семя молодецкое, чтобы после в критический момент жизни явиться и предъявить: «Я от тебя беременна, Быстро!» Ну вот как та девица с позывным Фортуна, из-за которой так и не поучаствовал в гонке парень с позывным Гор из байкерского чатика. Но там-то был чистой воды развод, который и вскрылся тут же. А тут…
— Идиот! Да кому ты сдался? — пробурчал себе под нос Миха, энергически упихивая сложенную палатку в чехол, вдруг оказавшийся слишком маленьким для нее. — Скажи спасибо, что не тебе выбор делать пришлось, а все само собой рассосалось.
Но говорить это самое долбаное «спасибо» ни самому себе, ни тем более судьбе-индейке никак не хотелось. И что за жизнь, а?
Глава 13
Большой город, уже ставший для Михи родным, встретил тут же навалившимися делами и мерзопакостной погодой, из-за которой байк пришлось оставить в гараже и пересесть на машину. Настроение было говённым настолько, что коллеги и пациенты Миху… Да хрен там! Уже не Миху, а Михаила Ивановича Быстрова! Самодура и говнюка с самомнением высотой с Эверест. Заслуженным, да! Но все равно говнюка. Короче, поругивали они его, мягко говоря. За спиной, а некоторые, кто Миху знал давно и близко, — и в лицо.
Как Маринка, было сунувшаяся мириться и получившая решительный «от ворот поворот». Вот она так прямо и сказала: «Говнюк ты, Миха. Делаешь вид, что людей любишь, а на самом деле только себя и только то, что тебе с этими самыми людьми сделать удалось своими бесценными ручками маститого хирурга. Ты в них любишь себя, Миш! Себя, блядь!»
Миха (дебил великовозрастный!) Маринку еще надумал одернуть: мол, негоже даме такие слова в своих речах использовать. И предсказуемо за это поплатился: Маринка окончательно рассвирепела, кинулась, выставляя искусственно-наращенные, да еще и укрепленные какими-то специальными супертехнологичными составами ногти и целя их острыми пиками Михе в его «бесстыжие» глаза урожденного «говнюка» и «суки».