— Ты что? Ты как?
Генри не отвечал. Он снова отвернулся от Люка и «нырнул» в развороченное нутро Молли. Звуки, сопровождающие этот «нырок», вновь заставили согнуться. Пустой желудок не выдал ничего, кроме остатков желчи, обжигая иссушенный пищевод.
— Твою мать! Во имя всех святых — отойди от животного! — сплевывая остатки зеленой слизи, прокричал он.
Сам того не заметив, вскочил на ноги, выхватывая кольт из кобуры.
— Отойди, отойди ублюдок!
Взведя курок, выстрелил в воздух. Никакой реакции не последовало. Вместо того, чтобы, как любой человек в здравом уме, оглянуться на грохот выстрела, Генри, казалось, лишь еще глубже зарылся лицом в мертвое животное.
Страх настолько сковал ту часть Люка, которая отвечала за рациональное мышление, что он вытворил такое, чего бы не содеял даже в очень сильном опьянении. Вместо того, чтобы прыгнуть в бьюик и рвануть куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого ада, он подскочил к Генри и, не жалея, двинул его ногой в бок. Он с радостью опробовал бы его голову на прочность, но та была надежно спрятана во внутренностях Молли.
После подобных ударов, неожиданных и достаточно сильных, люди корчатся в муках не менее пяти-десяти минут. Генри лишь дернулся, и утробное рычание, сопровождающее поедание кобылы, сменилось тревожно-агрессивным.
Люк, осознав тщетность своих попыток прекратить кошмар, виданный им только в фильмах ужасов, принялся колотить своего сбрендившего работника рукоятью кольта по шее и спине. Видимо он нащупал некое слабое место Генри, или же тому просто надоело терпеть побои, и он сделал то, чего от него с таким рвением добивался Люк — обернулся к нему.
— Так, давай без нерва! Поговорим как джентльмены, окей?
Люк стал потихоньку пятиться назад, выставив перед собой руки, успокаивая то, во что превратился человек, которого он знал не один год.
— У нас был тяжелый день, согласен. Но разве это повод срываться на бедном животном?
Люк понимал, что несет бред, но потребность в хоть каких-то словах в данной ситуации была просто необходимой. Как только закончатся эти слова, ему придется либо бежать, либо стрелять. На бег сил просто не хватит. А стрелять прямо сейчас, в эту секунду — не хотелось. Генри не просто прохожий. С этим парнем он делил кров и пищу на протяжении последних пяти лет.
— Генри, дружище! Давай сядем и обсу…
Договорить он не успел. Генри, выставив вперед ладонь с окровавленными, скрюченными пальцами, устремился прямиком на него, и как только расстояние между ними позволило, тут же ухватил Люка за запястье руки, сжимающей оружие. Тот и не подозревал, что его работник так силен. На вид и не скажешь. Руку словно зажали в тиски. Перед глазами замаячила открытая пасть. Люк судорожно надавил на спусковой крючок. Громыхнуло второй раз за вечер.
Пуля угодила прямо в коленный сустав, выбила кусок кости или хряща, нога Генри подломилась и неестественно вывернулась под немыслимым углом.
Люк попытался отскочить как можно дальше, но не вышло. Генри, несмотря на такое серьезное ранение, не зашелся в диком крике, а все так же плотоядно порыкивая, продолжал удерживать хозяина ранчо.
Надо срочно решать, как быть. Люк решил, что хочет еще пожить, пусть остаток жизни и придется провести в тюрьме. Не теряя драгоценных мгновений, глядя на работника сверху вниз (тот стоял на одном колене, как рыцарь перед дамой), чуть довернув кисть, выстрелил Генри прямо в лоб. Голова «чудовища» дернулась, хватка ослабла. Тело плавно завалилось набок, прямо на искалеченную ногу. От такого зрелища свело челюсти.
— Святые угодники…
Зайти в дом, отыскать бутылку с виски и напиться. А поутру ехать в город, к шерифу. И будь что будет. Только забаррикадироваться изнутри. А лучше вообще отправиться спать вниз, в бойлерную. Там дверь металлическая. На всякий случай. Уж не на такой ли случай?
*****
Сон и в этот раз, как и вчера, не принес облегчения. Очнувшись после алкогольного забытья, Люк продрал глаза трясущимися руками и, превозмогая тошноту, поднялся с груды тряпья, брошенного на старый матрас для удобства. Странно, что он вчера мог думать о комфорте. Уж не превратился ли он в маньяка, раз после убийства, мягко скажем, не совсем чужого ему человека мог задуматься о том, как бы это удобнее ночь скоротать? И коли говорить о превращениях — во что, или кого, превратился Генри? Не связана ли эта метаморфоза с пролетавшим все это время восьмичасовым? Люк никогда не был приверженцем теории заговора, но сейчас его разум мог зацепиться за любую фантастическую версию, объяснявшую хоть как-то творящийся в его жизни бред. Что мешало пилоту по воле тайного общества, стремившегося к абсолютному господству над миром, распылять мирным гражданам какую-нибудь химическую дрянь на головы? Вот и результат. Как в кино.