«Неделя» (от собкора «Известий» в Лондоне М. Стуруа):
«…А пока вся печать, и научная, и популярная, разделилась на два лагеря. Одни считают, что эта операция (речь идет о первой в Англии и десятой в мире пересадке сердца. — М. Я.), как и все остальные, была преждевременной с медицинской точки зрения и неправомерной — с моральной. Другие возражают, ссылаясь на пример Блайберга и на необходимость риска. Показательно, что все крупнейшие научные журналы в Англии заняли критическую позицию. Правительство уже создало совет, в который вошли врачи, юристы и церковники. Ему поручено изучить все аспекты, связанные с трансплантацией человеческих органов и определением смерти. Этим же занимается Британская медицинская ассоциация.
А пока мне хочется закончить этот рассказ словами одного журналиста, который стоял вместе со мной у входа в Национальный госпиталь (в Национальном госпитале 3 мая 1968 года известный профессор хирургии Дональд Росс производил пересадку сердца. — М. Я.)… в прошлую пятницу:
— Триумф для хирургов — терзания для иммунологов, надежды для больных, утешение для здоровых. Но не дай бог, если спор об определении смерти будет мешать борьбе с ней!
Он был, конечно, прав…»
Общество свято верит в могущество хирургии, верит, как, быть может, ни в какую другую науку, — так ощутимы, так благодетельны, особенно за последние десятилетия, ее достижения. Но, как никакая другая наука, хирургия требует от своих служителей «ума холодных наблюдений». Здесь неуместна спешка, повышенные эмоции, ажиотаж, погоня за рекордами, приоритетом, славой. И не может быть никаких иных побудительных причин, кроме пользы, приносимой человеку.
Судебные обвинения, ставшие возможными в связи с «эрой пересадки сердца», могли навести тень на всю хирургию, лишить ее безграничного доверия людей, без которого существование ни одной из медицинских наук невозможно. Тень незаслуженную, обидную, но ведь в чем-то обоснованную!
Советский профессор Н. П. Синицын, один из пионеров пересадки сердца в эксперименте на животных, через полгода после начала кейптаунских событий, на страницах советской печати высказал свое мнение:
— Узнав о первой операции Барнарда, я подумал, что он владеет каким-то новым средством для подавления иммунологических противоречий между тканями донора и хозяином пересаженного сердца. Но Вашканский умер, и стало ясно, что такого средства у Барнарда нет. Вслед за Вашканским погибло еще семь оперированных больных. Так должны же хоть чему-нибудь учить неудачи? Разве не говорят они, что время лобовой атаки еще на наступило?..
Вернемся в Кейптаун, и это будет наше последнее возвращение в колыбель нашумевших событий. В мае 1970 года в больнице Хроте-Схюр умер третий пациент Барнарда — Питер Смит. Он прожил долго, столько же, сколько и Блайберг. И умер не потому, что новое сердце изменило ему. Сердце негритянки Эвелин Джэкобс не успело отторгнуться, оно даже выдержало три серьезные операции, которые сделали Смиту по поводу рака.
Сердце выдержало три операции, но, возможно, именно поэтому Смит и умер от рака? Реакция отторжения все время искусственно задерживалась комбинацией иммунодепрессантных средств, и механизм защиты против «чужих» белков вышел из строя. Раковые клетки — тоже «чужие»…
Некоторые ученые в поисках механизма образования злокачественных опухолей и средств их лечения пришли к выводу, что, по-видимому, лимфоциты играют большую роль в обороне организма против самого лютого своего врага — рака. Подавляя функцию и число лимфоцитов, можно сделать организм беззащитным против него. Получается порочный круг: чтобы добиться шансов хотя бы на временное приживление пересаженного сердца, можно увеличить шансы на заболевание раком, саркомой или лейкозом. Так что, при современном арсенале средств, способных воздействовать на биологическую несовместимость, гомотрансплантации сердца чреваты самыми неожиданными осложнениями.
Значит ли это, что науке придется навеки отказаться от замены органов? К счастью, нет. Последние достижения биологии и генетики, вероятно, откроют в будущем такой путь, при котором барьер несовместимости просто не будет приниматься в расчет: появится возможность создавать «запасные части» из клеток собственного организма. Об этом — несколько позже.
Итак, Смит тоже умер, и профессор Барнард вынужден был признаться, что «при нынешнем состоянии науки людям с пересаженным сердцем грозит медленное умирание от несовместимости тканей»…
А пересадки все продолжались.
В газетах запестрели коротенькие информации:
«Третья операция. Лондон. 25 сентября (1968 г.). В Лондоне вчера была произведена третья в Англии операция по пересадке печени. Представитель лондонского госпиталя „Кингз колледж“ отказался сообщить подробности о пациенте и доноре. Первая операция по пересадке печени была произведена в мае этого года. Пациент — женщина умерла через 11 недель. В июне второй пациент умер во время операции».
«Пересадка сердца. Париж, 29 апреля (1968 г.). Здесь объявлено, что 27 апреля в парижской больнице „Питие“ была произведена операция по пересадке сердца. Профессор Морис Меркадье, заведующий хирургическим отделением больницы „Питие“, сообщил представителям печати, что 66-летний шофер Кловес Роблен, которому было пересажено сердце, жив. Однако, добавил М. Меркадье, врачи предпочитают пока не высказываться относительно перспектив выздоровления больного, который находится после операции в тяжелом состоянии».
(Этот больной прожил всего 55 часов и скончался, не приходя в сознание).
«200-я ПЕРЕСАДКА СЕРДЦА. (Агентство „Рейтер“, 8 мая 1973 года).
Француженка Мария Кармен Гуэрра, 53 лет, умерла в Лионе через 26 дней после того, как ей сделали операцию по пересадке сердца. Она была двухсотым пациентом в мире, подвергшимся такой операции…»
Поток газетных информаций — больше всего их было в 1968–1969 гг., потом они стали появляться все реже и реже — невозможно привести полностью, да и незачем.
Я воспользуюсь сведениями из статьи советских хирургов В. Портнова и И. Шаталовой, помещенной в книге «Одно сердце — две жизни» (М., «Мир», 1969).
«…6 января 1968 года осуществлена первая в Соединенных Штатах Америки пересадка сердца человеку. Ее произвел профессор Норман Шамуэй, разработавший общепризнанную методику пересадки сердца, апробированную более чем в 450 экспериментах на собаках. Максимальная продолжительность жизни животных достигала года, а во многих случаях собаки после операции жили пять-шесть месяцев».
Реципиентом был Майк Касперак, 54-летний больной, несколько лет страдавший, кроме миокардита, многими тяжелыми заболеваниями, в том числе циррозом печени. После операции он находился в критическом состоянии, и со второго дня начались различные осложнения. До последней минуты хирурги упорно боролись за его жизнь, но на пятнадцатый день он скончался.
«2 мая Шамуэй вновь пытается пересадить сердце человеку, на сей раз более молодому, Джозефу Райзору всего 40 лет. Он страдал прогрессирующей сердечной недостаточностью… Джозеф Райзор скончался в ночь на 5 мая».
«На счету у Дентона Кули, хирурга госпиталя св. Луки в Хьюстоне (штат Техас), наибольшее число реципиентов — не только прооперированных, но и выживших. Он провел 15 операций, из них 9 оказались удачными: три пациента Кули с пересаженным сердцем приступили к работе».
Первый реципиент Кули — Эверест Томас, 47 лет. Операция была сделана 28 апреля. 23 июля больной выписался из госпиталя с намерением приступить к работе. 21 ноября Кули вторично пересадил Томасу сердце в связи с возникшим осложнением. Через два дня больной скончался.
5 мая Кули пересаживает сердце Джеймсу Кобба, 48 лет. Он умер 8 мая.
7 мая — оперирует Джона Стаквича (того самого, по поводу которого адвокаты обвинили Кули в убийстве). 15 мая он скончался.
Этот мортиролог можно закончить последней, приведенной в статье операцией: «18 августа Дентон Кули пересаживает сердце 11-летнего мальчика 5-летней Марии Джианнарис. Это — вторая в мире трансплантация сердца у детей. Девочка жила лишь неделю: сердце остановилось и все попытки заставить его работать оказались безуспешными. Причиной смерти явилось отторжение органа. Буквально на следующий день в госпитале св. Луки осуществляют десятую трансплантацию сердца…»