Брат Лизель - Эдвард слыл известным программистом и руководил в научно-исследовательской лаборатории подразделением учёных программистов. Под стать сестрице очень любознательный и разносторонний человек, он был учёным по призванию. Услышав наши восторженные вопли по телефону о старинном манускрипте, Эдвард заинтересовался, однако решил прежде, чем делать выводы, убедиться самому, не преувеличиваем ли мы и не ошибаемся в своих определениях.
Поделившись новостью с коллегами, такими же, как сам, любознательными молодыми учёными, Эдвард, ведомый любопытством, в обеденный перерыв приехал, чтобы дотошно и внимательно рассмотреть мой «бонус» со всех сторон. Он даже пробовал страницы рукописи наощупь совсем, как я. Только подобно мне не гладил их руками, с восторженными воплями. Однако вполне серьёзно Эд заинтересовался загадками рукописи и согласился помочь разобраться с нашими вопросами.
Книгу забрал с собой, поклявшись всей своей жизнью, что вечером принесёт обратно. Мы посмеялись, оценив шутку. И я, аккуратно уложила драгоценную книгу в новую полиэтиленовую папку на змейке и вручила Эду. Когда я проводила брата Лизель до двери, Эдвард вдруг пронзительно взглянул на меня так, как будто впервые увидел. И вспомнил при этом давние слова из моего детства: - Значит, говорите, вам помощь нужна, сударыня? Помощь будет». Странно. Но у меня сердце замерло. А он ещё добавил:
- Не забыла? Вижу – помнишь! Я тоже. И ушёл. Я осталась стоять столбом, разгадывая, что бы значили его слова?
Я была влюблена в Эда с первого класса. В детский сад я не любила ходить , мне там было скучно. К пяти годам я умела бегло читать и считала до ста, даже таблицу умножения знала наизусть, в то время, как детсадиковская малышня начинала разбирать азбуку и слоги.
И не только по этой причине я рвалась в школу. Лизка через несколько дней готовилась идти уже во второй класс и беспрерывно болтала об этом, рассказывая, какие у них в классе парты отдельные для каждого ученика, какая интерактивная доска и учительница – самая добрая на свете. Я выпила всю кровь из тётушки, об этом она сама жаловалась родителям Лиз, но настояла, чтобы мне купили портфель, школьную форму и записали в первоклассницы.
Первого сентября за руку с Лизэль я отправилась в первый класс. Учиться мне нравилось. Но таскать тяжеленный портфель с мешками для сменки и для костюма на спортивные занятия было невмоготу. Портфель тоже неохотно закрывался, и портфельная ручка каждый день обещала не выдержать и оторваться.
В один сентябрьский день, когда Лиз по какой-то причине не пошла в школу, я потопала одна. На середине пути, моя портфельная ручка всё-таки не вынесла тяжёлой жизни и оторвалась. И я потащила портфель за шлейку от сумки, выглядывающую из портфеля, точно так, как малыши возят на верёвочке свои машинки. Поволокла волоком, как будто, так и надо. Прохожие улыбались и оглядывались. А я волокла портфель и ревела, размазывая слёзы по щекам, опасаясь, а вдруг шлейки оторвутся, что буду делать? Ведь ещё и домой надо будет возвращаться.
И вдруг чья-то сильная рука подхватила мой портфель, и я услышала весёлый знакомый голос: «Привет, малышка! Вам, говорите, помощь нужна, сударыня? Помощь будет!» Мои слёзы, как ветром сдуло. Я сияла счастьем. Это же был старший брат Лиз, семиклассник Эдвард! И теперь мой спаситель! Мой рыцарь на белом коне, то есть предмет всех моих детских фантазий, о которых никто не знал. Даже Лизель. А мой герой в тот день ещё и домой меня отвёл, договорившись со своей учительницей, об опоздании на свой пятый урок. Голос Лиз напомнил о её присутствии и нетерпении: - Дин! Ты где там застряла? Жду ведь! -
Я вошла в комнату и услышала новый вопрос с подозрительностью в голосе:
- Расскажи, Дин, как тебе удалось отчистить от копоти книжные листы? Просто не верится. Ведь копоть не так легко и вычистить. А ты подула – и всё? А была ли копоть вообще? Может быть – пыль?-
Смешно! Вместо того, чтобы доказывать что-либо моей недоверчивой подруге, я протянула ей старую папку – прежнее вместилище книги: - Смотри, Фома неверующий! Только осторожнее, а то ведь пальцы от копоти отмывать придётся. Она двумя пальчиками взяла папку, то есть то, что от папки оставалось, попробовала стряхнуть, и убедилась, что не пыль, а всё-таки настоящая копоть покрывала, сгоревшую на треть хранительницу редчайшего литературного источника.