Они мне звонили, разумеется. Но так, словно договаривались между собой. По очереди звонили, чтобы получалось два - три раза в неделю. При разговоре всегда гораздо больше задавали вопросов о моих занятиях, об одногрупниках, где бываю, чем занимаюсь…
Но почти ни слова не рассказывали о своей работе. да и вообще неохотно и скупо отделывались несколькими общими словами о себе. Я по оттенкам голосов пыталась отслеживать настроение каждого, уловить подтекст. Иногда мне это удавалось. Особенно в разговоре с Костом. Сегодня, кстати, он должен звонить. И я заранее настраивалась на вопросы, которые готовилась ему задать.
Но Кост не позвонил. И вообще никто не позвонил. Наверное, потому что парни полагались на Эдварда: приедет и обо всём мне расскажет. Так успокаивала я себя, укладываясь на сон грядущий. Легла. Достала из-под подушки перстень. Погладила его. Перстень никак не реагировал.
Он как-то потускнел и совсем не сиял, как прежде. И не действовал. Если бы он действовал! Я бы уже давно была на той планете, где все мои старшие товарищи трудятся без сна и отдыха. Если им верить, конечно. А не верить я не могла. Вот так и пролетели почти полгода. А там времени прошло гораздо больше.
Проснулась я ещё затемно, в пять часов утра. И время для меня потянулось мучительно долго. Я успела сделать всё, что делаю обычно, и кое-что сверх того: зарядку, умывание, причёсывание, лёгкую уборку дома, поливку цветов и даже небольшую постирушку.
Когда, наконец, услышала стук в батарею. Три удара означали: «Иди ко мне». Сначала меня как-то напрягли неуверенные и едва слышимые звуки. Но чувство «зовут – надо идти» победило, и я ринулась на третий этаж.
В дверях меня встретила непривычно растерянная и расстроенная мама Эда, а папа за её спиной держался за свою голову, покачивая ею из стороны в сторону, мол, ты не представляешь, что у нас делается!..
– Да, что происходит-то? – влетела я с ором в комнату Эдварда. Резко притормозила на пороге. У меня на пути, возвышаясь, почти на полголовы, надо мной, стеной стояла неземная девица. Вся из себя стройная, темноглазая, можно сказать, красивая и под стать самой себе упакованная. Ей казалось, что она стоит передо мной монолитом, и может не пропустить меня в комнату моего так называемого братца.
Незнакомка, по-видимому, прилетевшая вместе с Эдом, приняла исходное положение руки в стороны, ноги на ширине плеч, а я, недолго думая, опустилась в полуприсед и легко проникла в помещение.
Эд лежал в постели, бледнее снега на сегодняшней улице, с интересом наблюдая сцену у дверей в свою комнату. Да! На лыжах мы сегодня не покатаемся! Мелькнула у меня мысль совершенно ни к чему. Услышав лёгкий смешок моего названого брата, я обратилась к нему за разъяснением:
- Что с тобой, Эд? Говори же! В дверях появились головы родителей, но пропускная способность в комнату усилилась угрожающим жестом руки, сжатой в кулак. Не драться же им с непрошеной гостьей?
Эд заулыбался во весь рот. Происходящее его явно забавляло.
– Приболел! – ответил он громко, чтобы все слышали. – Представляете такое? Никогда не болел, а тут – нате вам! И мне улыбнулся персонально:
- Нам нет преград ни в море не на суше?- сказал с ухмылкой, - узнаю мою милую Дин-дин!
- Ты, что? И встать не можешь?
- Почему не могу? – зашевелился он под одеялом, а убедившись в своих двигательных способностях, медленно приподнялся и сел, свесив ноги из-под одеяла:
- Могу! Тут же подскочила к нему не знакомая нам иноземка, оставив охрану дверей, чем немедленно воспользовались родители Эдварда , проникнув в комнату.
У девицы в руке появился шприц. Она, ловко задрала рукав футболки мужчины, намеревалась вонзить в его руку иглу.
– Не бойтесь, - увернувшись от укола, успокоил нас Эд, - это всего лишь снотворное, прописанное мне медиками во время перелёта. Он спокойно и вежливо объяснил что-то девице на языке, в котором я не уловила ни одного знакомого слова, хотя на внеаудиторных занятиях значительно повысила уровень знаний в инопланетных языках.
– Ты разве опять улетаешь? – повис родительский вопрос в воздухе, пока возле кровати выздоравливающего мужчины шла битва противоположных желаний. Она настоятельно хотела поставить укол, а он изо всех сил противился. Правда, заметно было, обидеть её не желал.
И тогда я, конечно, вмешалась, проявив свой интерес и предъявив свои права на особу братца. Девица вынужденно отступила. Впрочем, переводчиком между нами был Эд, так что для меня осталось неизвестным, какими аргументами убедил он красавицу-иноземку. Родители обступили сына, расцеловывая и обнимая, они помогли ему одеться, застегнуться и вывели к празднично накрытому столу с шампанским в серебряном ведёрке и холодными закусками. Разогревать горячее я помчалась на кухню, внимательно прислушиваясь к разговорам в комнате.