Я. Тейрал писал о распространении вещей типа Унтерзибенбрунна по Европе и Северной Африке до Карфагена (52, с. 12). В этой связи возникает частный вопрос о распространении на Западе так называемого «полихромного стиля», связанного с эффектной цветной (чаще красной) инкрустацией по золотому фону. Именно изделия полихромного стиля имел в виду М. И. Ростовцев, когда обосновывал свою теорию «беспороцентризма» и. алан — разносчиков этого стиля по всей Европе. Видимо, под воздействием взглядов М. И. Ростовцева, бывшего тогда одним из крупнейших авторитетов в археологии, О. М. Дальтон сравнивал «готские» древности из Керчи, проданные А. Л. Бертье-Делагардом Британскому музею, с произведениями более позднего меровингского стиля и доказывал их полную тождественность (56, с. 145). На фоне этих построений Г. Кюнн пришел к выводу, что фибулы типа «муха» (или цикада) в Европу были занесены сарматами вместе с готами (57, с. 85–106), чему возражает Б. Аррениус (58, с. 15–16), хотя такая возможность вполне реальна.
Однако О. М. Дальтон не обратил внимания на заключение М. И. Ростовцева о том, что полихромный стиль «стал стилем хозяев, господствующего класса населения, стилем княжеских и королевских дворов, стилем Ген-зериха, Теодориха, Аттилы» (48, с. 65). Тем самым М. И. Ростовцев признал изделия полихромного стиля принадлежащими степной аристократии не только сармато-алан, но также готов и гуннов, что признано и современными исследователями древностей эпохи «великого переселения» (59, с. 53; 60, с. 7). Лишь часть украшений полихромного стиля производилась в мастерских Боспора и отсюда в гуннскую эпоху распространялась на восток и на запад при посредстве постоянно передвигавшихся кочевников (И. Вернер считает даже, что центр гуннских кочевий в начале V в. находился в районе Боспора; 24, с. 95). Среди этих кочевников, безусловно, находились и аланские группы.
Настоящим же центром производства импозантных изделий полихромного стиля стало Среднее Подунавье, где располагалась ставка Аттилы и центр его эфемерного государства. По этому поводу А. К. Амброз писал: «Народы, передвигавшиеся к западу на рубеже IV–V вв., не принесли с собой развитого стиля типа Госпитальной улицы (могильник в г. Керчь. — В. К.) и Унтерзибенбрунна, а только отдельные элементы будущего стиля. На Дунае эти элементы подверглись переработке и постепенно слились в единый сплав новой археологической культуры, принадлежавшей верхушке гуннского объединения. На Боспор, на Волгу, на Кавказ, а также в Западную и Северную Европу этот стиль распространялся из Среднего Подунавья как «гуннская мода» (49, с. 132–133). Отсюда следует вывод, что «нет оснований считать вещи с инкрустацией догуннскими и занесенными на запад беглецами аланами или готами, заимствовавшими их на Боспоре» (49, с. 146).
Трудно полностью согласиться с приведенными выводами А. К. Амброза. Если западноевропейские вещи с инкрустацией (см, напр., 58, 61) действительно не относятся к догуннскому времени и они действительно не были заимствованы аланами и готами на Боспоре, то кто, кроме алан и готов мог занести их в V в. в Западную Европу из Паннонии? «Гуннская мода» стала популярной в период Аттилы, и ее распространение могло не зависеть от массовых миграций, но в первые десятилетия V в. носителями и распространителями полихромного стиля, возникшего задолго до появления гуннов в Северном Причерноморье, равно обычая искусственной деформации черепов и ритуала разбивания погребальных зеркал, были скорее всего аланы и готы. Конечно, вычленить узко аланское наследие здесь невозможно и мы можем говорить только о разноэтничной социальной верхушке этих племен, вторгшихся в Галлию, Северную Италию и Испанию в первой половине V в. В этом я солидарен с И. Вернером (24, с. 91).
В свете сказанного вновь обратим внимание на женское погребение V в. в Эране (Нормандия: 62, с. 78; 63, с. 295–304). Здесь мы видим две богато инкрустированные золотые фибулы типа Унтерзибенбрунна и золотые нашивки на платье в виде буквы «М», что также отмечено в Унтерзибенбрунне и Регёй. Золотые украшения Эрана могли лопасть сюда, по Э. Салену, во время похода алан, вандалов и свевов в 407. Но поскольку Унтерзибенбрунн датируется первыми десятилетиями V в. (52 с. 1»), дату могилы в Эране следует несколько отодвинуть — к середине V в., что соответствует времени появления алан на Бретани и в соседней Нормандии по письменным источникам.