Заручаясь новыми угодьями и пустошами, отшельники посылали от себя в те места опытных людей из своих сотрудников "для посельства". Посланный "посельский старец" старался выбрать также удобное по местоположению, привольное, а стало быть, красивое и живописное: у воды и на горе. Этот старец ставил двор — самое первичное и безусловно необходимое условие оседлости, затем он обрабатывал землю вокруг жилья, сколько мог и хватало у него сил, приглашал поселенцев и вместе с ними занимал и оставлял за монастырем все то пространство земли по те места, куда — по красивому выражению древних актов — "их топор и соха ходили". От пришедшего требовалось только того, чтобы он был человек добрый (т. е. способный работать и дать при вступления в общину "явки — две деньги"). Бобыль получал только усадебное дворовое место, а полный крестьянин сверх того и жеребий во всех владениях монастырской общины. Монастырь богател и упрочивал свое бытие на многие грядущие века в то время, когда внутреннее его устройство давно уже поставлено было на незыблемом основании общинного устройства. За монастырскими стенами оно было то же самое, которое столько полюбилось всему русскому народу, а вводилось основателями-отшельниками, вышедшими из того же класса черносошных людей и также в глушь непочатых мест, и также не в одиночестве, а первоначальною общиною с товарищами, которым списатели «житий» святых присвоили общее имя учеников. В монастырскую общину, в число братии вступал каждый русский, бессемейный, который хотел жить по правилам, установленным для общины. Монастырские общины старательнее других хлопотали о том, чтобы "меж себя лихова человека не держать, обыскивать меж себя про лихова накрепко и на кого взойдет пословица недобрая и тех недобрых людей высылати вон". В обители место большака занимал настоятель с помощью "собора старцев", между которыми наиболее выдающиеся умом и опытом занимали должности келаря, ватажника, трапезника и дьяка. Общими трудами и строгим воздержанием собор старцев, свободный от многих житейских соблазнов, мог доходить до сбережений и скоплений как денежной казны, так и хлебных запасов, и додумывался до бесплатной трапезы всем приходящим и голодающим. Гостеприимство, всегда отпертые днем священные ворота, скромная, но сытная трапеза с чтением житий благочестивых людей — всегда служили приманкой для чужих пришельцев. Облегченное тягло, обязательная ссуда из запасных складов "на Семены и смены" (как говорили в старину), свобода от чужих судов и подчиненность ведомым и благочестивым людям делали из монастырской общины прибежище. К тому же около монастырей образовывались по временам сходбища окольного люда на торжки и базары, а потом и съезды жителей более отдаленных местностей на ярмарки. Монастыри наши, таким образом, стали содействовать в народе развитию торгового духа. Конечно, и это служило причиною тому, что сюда очень охотно шли наймиты, и монастырские слободы быстрее населялись именно около тех обителей, которые снабжены были многообразными привилегиями. Память святых основателей особенно чтилась народом, и слава их подвигов далеко была распространена и привлекательна. Иным монастырям, как и частным общинным хозяйствам, не счастливило, и они, как скоро и свободно основывались, также быстро и исчезали (как, например, после смутного времени из 35 митрополичьих монастырей досталось патриархам только 13).
При таких неудачах поклонялся народ и золотому тельцу: приставал по призыву на землях сильных и богатых людей и также слободами, т. е. свободными поселениями на известных условиях и на сроки. Входил с этими людьми в соглашение вольный народ охотливее там, где мирному земледельческому труду задавалась невозможная пахарю задача обороны от диких насельников — аборигенов тех стран, или от искавших морских богатств богатых иноземцев. Богатые люди брали на себя обязанность и выговаривали в грамотах право строить остроги, снабжать их огненным боем и ратными людьми. И было из чего хлопотать: лесные места давали много выгод. Таковы, судя по исчислению грамот первых московских князей, бобровые гоны, перевесла, путики, сенные наволоки, полешие леса, тони и ловища по рекам и речкам, а на этих местах заводи, пески с падучими руками, стережень, устье с езами, тонями, исадами. Еще сам "Господин Великий Новгород" прилагал к этому заботу на приморских берегах Белого моря и на острову Соловецком, укрепляя их на случай нападения "каенских немцев" (т. е. датчан). Такими же деревянными крепостями и каменными стенами защищали свои остроги и монастыри богатые строители из новгородских владык и бояр во главе с посадницею Марфою Борецкою, а следом за ними и московские цари. В особенности прославились на этом поприще знатные купцы и именитые люди. Строгоновы — одни из наиболее видных и замечательных деятелей и уроженцев севера, фамилия которых сделалась историческою.
Предок Строгоновых, Аника, вышел из Новгорода и в лесах по реке Вычегде расчистил место у соляных источников. Для разработки их он принимал охочих вольных людей и первый открыл с торговыми целями путь за Уральские горы на Обь. Сыновья его, Яков и Григорий, получившие от отца богатое наследство, заручились от московского царя Ивана Грозного после многих личных бесед с ним жалованными грамотами на пустые места по Каме и Чусовой до вершин реки этой. При таких льготах Строгановы в 1585 году успели соорудить городок близ устья Чусовой, а через 10 лет после того несколько острогов по берегам той же реки и по реке Сылве. Когда братья увлеклись сибирским торгом и хорошо ознакомились с делами и землями владетельного князя Кучума, они наняли казачью вольницу с Волги под начальством атамана Ермака Тимофеевича в числе 840 человек. Изготовив для них запасы и нагрузив ими лодки, Строгановы отправили удальцов за Камень с легкими пушками, с самопальными пищалями и содействовали совершению великого события — приобретения Сибирского царства и громадной земля, богатой рудами и непочатыми плодоносными пустошами среди лесов, до нашего времени изобилующих самым разнообразным пушным зверем.
Меньшая слава и не столь громадные материальные результаты подвигов выпали на долю тех уроженцев и деятелей севера, которые преследовали скромные цели и не владели могущественною силою денежных капиталов, однако исполняли свое предопределение при помощи умственных и нравственных капиталов. (…)
Дионисий Вологодский, устремивший свою проповедь в самую глушь дремучих лесов и основавший монастыри, до сих пор сохранившие характерное имя глушицких, тотчас и покидал избранное место, как только миссии его среди язычников мешало многолюдство пришельцев из русских людей. Герман Соловецкий, избравший для своих подвигов необитаемые Соловецкие острова, и подвизавшийся там вместе с Савватием, во второй раз вернулся сюда после первой неудачи, указав тем на важность места для апостольских подвигов преподобному Зосиме — уроженцу села Толвуя (близ озера Онеги). Уроженец двинский Антоний основал монастырь при озерах и на притоке Двины реке Сие, вологжанин Александр Куштский — близ Кубенского озера, вологжанин Феодосий — Спасо-Суморинский монастырь близ Тотьмы, Дмитрий Прилуцкий поставил обитель в диком лесу "на многих путях из Вологды на север" и т. д. Но самым важным из таких деятелей является иной уроженец севера, сын причетника соборной церкви г. Великого Устюга Стефан, прозванный Храпом, епископ пермский.