— Да, — хрипло согласилась она. — Я обещала отпустить тебя, и отпущу. — Спокойствие в ее голосе не давало мне покоя. — Ты вернешься домой. А Квин отправится в Механизм.
— Как?!
— Он прошел только пять испытаний.
Я взглянул на брата, побледневшего, как циферблат в небесах.
— Из-за тебя миры вышли из-под контроля, — продолжала Кассандра. — Многое надо чинить, и каждая душа на счету. Я приготовила Квину отличное местечко рядом с Мэгги и Рассом.
Я покачал головой, отказываясь верить собственным ушам:
— Так нечестно!
— Жизнь — один сплошной обман, — парировала девушка. — Кто сказал, что вечность не такова?
— Без него я отсюда не выйду!
— Тебе придется. Я выставлю тебя за ворота, и всю жизнь ты будешь помнить, что бросил в беде брата и друзей. Если только…
— Если только что?
Кассандра не спешила с ответом.
— Знаешь что… Пожалуй, я дам тебе шанс освободить их.
Девушка снова играла, интриговала, дразнила. Она подвесила жизни друзей перед моим носом, как морковку, и мне поневоле пришлось за ней потянуться.
— Что я должен сделать?
— Всего-навсего прокатиться еще разок.
Она указала на темное пятно на земле. Пятно двигалось. Это оказался медленно вращающийся круг темно-серого асфальта, футов пятьдесят в диаметре. Из тумана выплыло нечто вроде чайной чашки как раз такого размера, чтобы внутри мог сесть один человек. Катание на крутящейся чайной чашке. Вот и все. Не так уж и плохо, если бы не одно «но».
Чашка была желтой.
Желтой, как школьный автобус.
— Одно последнее испытание. Если ты его выдержишь, Квин и твои друзья вернутся домой вместе с тобой.
Желтая чашка уехала назад в темноту.
— Ты не обязан это делать, — произнес брат. Он ошибался. Даже если бы на кону не стояла его жизнь, я все равно не мог отказаться. Я обернулся к Кассандре:
— А если я проиграю?
Девушка только улыбнулась и откинула с лица волосы.
Я шагнул к асфальту, но брат схватил меня за руку:
— Я с тобой.
— Нет. Это мое испытание.
В его глазах заблестели слезы:
— Обещай, что вернешься. Обещай, что не исчезнешь!
Но я не мог дать невыполнимого обещания.
Кассандра нетерпеливо сложила руки:
— Ты согласен или как?
Я ступил одной ногой на край асфальта. На нем лежал толстый слой черного льда.
— Блейк?
Я обернулся к брату:
— Да?
Он запнулся:
— Я говорил, что тебя люблю?
— Нет, — ответил я. — Ни разу.
Он пожал плечами:
— Может, когда-нибудь скажу.
— Ага, я тоже.
Я встал на асфальт обеими ногами и унесся прочь. Я не спускал с брата глаз, пока он не пропал в тумане. В нескольких ярдах от меня поджидала чашка. Я открыл маленькую желтую дверцу. Сиденья внутри были сделаны из темно-зеленой кожи, в центре торчал руль. Закрыв дверь, я сел и вцепился в баранку. Чашка завращалась, сначала медленно, потом, когда я всем весом налег на руль, все быстрее и быстрее. Я ускорялся, пока все вокруг не слилось в одно сплошное пятно. В ушах раздался визг тормозов, и я…
…куда-то качусь.
Обреченный школьный автобус на обледеневшем асфальте.
Липкие зеленые сиденья, запах вишневой жвачки и дюжина вопящих детей — а автобус все крутится, крутится и крутится. Энди Берк, мой лучший друг, падает с кресла на пол.
Мне семь. Я там. И это не просто испытание.
Учительница вопит: «Боже, боже, боже!»
Миссис Грир, вот как ее зовут. Я вцепляюсь в спинку переднего кресла, чтобы не упасть и не пролететь через весь автобус. Мой рюкзак куда-то падает, и я теряю его из виду.
Пальцы соскальзывают с сиденья, и я падаю в проход, ударившись щекой о холодный черный пол, пахнущий резиной и грязью.
— Держись, Блейк! — кричит миссис Грир.
Я поднимаю голову: прямо передо мной аварийная дверь в задней части автобуса. А кажется, до нее ярдов сто.
Бум! Мы врезаемся во что-то твердое, ломается металл. Барьер взмывает в воздух, как елочная гирлянда. Он проламывает окно и отлетает. Мы пробиваем ограду на краю Кольфакского оврага. Я знаю это место. Склон очень крутой и каменистый. Я частенько запускал с обрыва бумажные самолетики и ни разу не видел, чтобы они падали на землю. Кольфакский овраг вполне может быть глубже Гран-каньона.
Передний край автобуса переваливается через край обрыва, в моей голове остается только изображение двери аварийного выхода, и я ползу к ней. Никто больше не пытается ее открыть. Как же так, неужели они не знают, зачем она нужна? Значит, открыть ее придется мне.