Она позвонила. Музыка прекратилась. Через минуту Майлз открыл дверь.
Его удивление казалось искренним.
— Поли!
Она вошла. Он закрыл дверь и посмотрел на нее.
— Что случилось?
Она поднялась в гостиную. Он прошел следом, закрывая за ними двойные двери.
— Ты чем-то озабочена?
Оглядев большую комнату, она повернулась к нему.
— Майлз, почему ты лгал мне?
— Лгал?
— Пожалуйста, не притворяйся невинным мальчиком. Ты обо всем уговорился с Роксанной, не так ли? Весь этот трюк с переделкой кухни, чтобы найти повод уйти из дома, ее появление в «Гранадос», чтобы передать тебе ключи от особняка…
— О чем это ты?
— Майлз, я не дура? Роксанна не на Ямайке. Она вообще там не появлялась и не собиралась этого делать. Она все время была здесь! Здесь, с тобой, в то время, как бедная глупая Поли сидит дома…
— Роксанна находится в Раунд Хилле!
— Майлз, я только что видела, как она покинула дом. Поэтому перестань!
Он подошел к встроенному бару и налил себе виски. Потом спокойно заговорил:
— Ну хорошо, она здесь была. И мы договаривались об этом. Но я не спал с нею, что бы ты не думала.
— Именно об этом я и думала.
— И была не права.
На миг она едва не поверила. Ей хотелось довериться ему.
— Так что же происходит? Ты совершенно не работаешь над романом. Я проверяла: последняя запись была сделана шесть недель назад…
— Хочешь шерри?
— Нет. Тебе не следует пить среди белого дня, особенно виски. Или это входит в программу ежедневных оргий? Он облокотился о рояль.
— Единственная действующая оргия — это оргия музыкальных занятий.
— Занятий? О, брось. Может, я и глупа, но не слабоумна!
— Это правда. Я упражняюсь. Гаммы. Этюды Черни.
Бах. Шопен. Шесть часов, ежедневно.
— Но зачем?
— Поли, у меня дебют в Карнеги-холле через полтора месяца. Его организовал для меня Розен. Он стал моим менеджером.
Она села.
— Дебют?
— Да. Дебют нового Майлза Кларксона. Он пересек комнату и присел перед ней на корточки, взяв ее за руку.
— Поли, ты знаешь, что рояль — моя первая любовь. И был ею всегда. Что ж, я бросил ее, после того как с позором провалился. Но Дункан дал мне новую надежду — нет, черт побери, больше того! Он дал деньги. Помнишь, о чем сказано в завещании? Он надеялся, что я использую пятьдесят тысяч для музыкальной карьеры. Полагаю, я обязан попытаться — ради него. Роксанна и Филип считают так же. Я сказал им, что не хочу, чтобы ты узнала об этом раньше времени. Вот почему мы и задумали весь этот план, позволяющий мне уйти из дома и заниматься втайне от тебя. Что ж, ты все узнала. Но это не имеет значения, Поли, потому что теперь я уверен в себе. Я полностью оправдал надежды Дункана! Думаю, что выступлю в Карнеги прекрасно — с таким менеджером, как Филип, и с Роксанной, с ее полезными связями. Я сделаю большую карьеру и смогу быть вторым Дунканом Эли. И жить той же волнующей жизнью, что и он, — вместе с тобой. Я изучал его записи, штудировал партитуры, короче, проник в его стиль, Поли, и добился успеха…
Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его не выражало ни мольбы, ни вызова. Но в нем были огромная воля и решительность.
— Это Большая Тайна. Теперь ты ее знаешь и, надеюсь, будешь моей союзницей. Не думай бороться со мной, Поли. Я намерен попытаться. Упаду лицом в грязь — пусть так. Но никто не удержит меня от попытки…
Она помолчала, чувствуя облегчение от того, что он рассказал обо всем честно — и рассказ выглядел правдивым, и от того, что не спит с Роксанной — ведь он утверждает это. Но все же она не могла поверить, что Майлз всерьез думает начать концертную карьеру в тридцать два года.
— А что случится, если ты упадешь лицом в грязь? — спокойно спросила она.
— Тогда можно будет вернуться к роману, да и что тут терять? Лишь два-три месяца времени и расходы на дебют. Но я не упаду. Вот послушай.
Он уселся за «Стенвэй». Она видела, как он всматривается в клавиатуру, совсем в духе Дункана Эли. Затем атакует ее. Это была третья часть ля-мажорной сонаты Шуберта, той самой, которую исполнял в тот давнишний вечер Дункан. С первых же тактов ясно чувствовалось, что Майлз уже не был сырым новичком. Он играл великолепным звуком, с безупречной техникой; параллельные пассажи поражали ослепительной скоростью, элегантная побочная тема бурлила очарованием и утонченностью, а музыкальная концепция была блестящей. Пола, оглушенная этим великолепием, на миг закрыла глаза. То, что она слышала было копией игры Дункана Эли.