- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке - я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова, утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы "помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку, оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега" с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь, впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную, всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами, запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует, касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет, показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга: "Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение, куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые. Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную скорость. Теперь все четыре угла помещения были заняты - двое конвойных, двое узников. Посередине на вращающемся табурете покачивался Второй.
- Знакомство ваше, друзья, оказалось кратким. Но, надеюсь, разлука вас не слишком огорчит? Отлично. Будете прощаться?
Два выстрела оглушительно раздались в замкнутом пространстве. На грязно-белой рубахе мальчишки начало расплываться темное пятно. Он тоненько взлаял, как крохотная собачонка, схватился за грудь, словно собираясь поклясться, но третий выстрел, задержавшийся на секунду, все довершил. Пуля попала в лоб, выхлестнув из черепа вязкий фонтанчик кровавых брызг, растекшихся полоской по бетону. Лихорадочно работавший мозг Мерецкова отметил именно в этом углу в первый раз он заметил все эти потеки и сгустки. Следы хозяев не занимали, некому было в них разбираться.
- Так как, Костя? Может не стоит барахтаться? Все равно все на виду. Вот видишь - мальчик чего-то не понял, глядишь, уже и трупик унесли. Так и тебя поволокут, у нас не паркет, вроде как у тебя... Заглянул я к тебе. Неплохо, неплохо. Грызин, конечно, зубами пощелкал, да неважно у тебя дрессировка поставлена. В общем, давай, отрабатывай жизнь.
- А на кой я вам мертвый?
- Я и говорю - чтобы ко всеобщему удовольствию. Так как, говоришь, милицейских устряпали?
- Чего тут говорить? Сами они и нарвались. Аптекарь не только на сигнализацию надеялся. В баре была единственная бутылка армянского коньяку с такой дозой, что роту положить можно. Вышло им боком.
- А какого хрена их понесло в квартиру Бобровского?
- За вещами, за чем же еще. Было что взять у старого козла, накосил.
- На чем? Только не врать! Финт в сторону - и в гроб.
- Наркотики он продавал из своей аптеки.
- Через тебя?
- Через моих людей.
- Нехорошее дело. Не признаем.
- Ну, я ведь с вами знаком не был. Да и не это мне главную прибыль давало. Аптекарь трусил, товару было немного.
- То есть, меньше, чем бы тебе хотелось?
- Э, человек - такая скотина, все ему мало. Если эти дела вам не по вкусу - ради Бога. Тем более, что Бобровский уже на том свете, а других каналов у меня нету. Возиться с коноплей да с соломкой - дохлое дело, сгоришь на транзите. Статья больно суровая.
- Но ведь и доходы!
- Да ну, просто подвернулся этот Бобровский. Мы установили, что через него лекарства идут на рынок, это бизнес дай Бог. Вот я и подъехал к нему: "Вы такой состоятельный человек, наверное, нуждаетесь в охране, чтобы не случилось худого".
- И все?
- Нет. Семен Михайлович человек с понятием, с таким можно было дело иметь. Да и ему через меня было удобнее работать.
- Да, ты у нас - сила, - насмешливо протянул Второй.
Мерецков сидел смирно.
- Я к вам всегда относился с уважением, и работать с вами - дело серьезное. Но без Бобровского все равно наркоту брать негде. Мак и конопля целиком уходят к цыганам. "Ромале" мне, конечно, не указ, но все как один стучат. Милиции выгодно - к игле информация сама стекается.
Второй кивнул:
- Я плевать хотел на проблемы наркоманов. В конце концов сами виноваты - нечего пасть разевать, трепаться, как последняя сука.
- Тут дело не в трепе. Наркотики дорогие, а платить надо, вот и рассчитываются краденым. А угрозыск тут как тут. Как засветился кто с дела, сейчас и берут. Конечно, не в самом притоне, где-нибудь подальше.