— Я сделал выбор, — заявил Освиу. — На самом деле выбора у меня и не было. Когда все доводы были приведены, вопрос свелся к одному: которая из церквей обладает большей властью — римская или та, что живет по уставу Колумбы?
Послышался недоуменный шепот. Освиу поднял руку, призывая к молчанию.
— Колман ссылается на апостола Иоанна Богослова. Вилфрид ссылается на апостола Петра. Петр, по словам самого Христа, хранитель врат Рая, и у меня нет ни малейшего желания идти против него. Я предпочитаю во всем покорствовать ему — дабы, коль предстану я пред вратами Царства Небесного, он, который, по свидетельству Евангелий, держит ключи, не выпроводил бы меня оттуда, но отомкнул бы врата для меня.
Освиу замолчал и оглядел непривычно притихший зал.
— С этого времени церковь в моем королевстве Нортумбрии будет следовать правилам Рима.
Тишина стала зловещей.
Поднялся Колман, голос его был мрачен.
— Государь, три года я, будучи настоятелем Линдисфарна и твоим епископом, старался служить тебе верой и правдой. С опечаленным сердцем я должен ныне отказаться от этого служения и вернуться к себе на родину, где я смогу почитать живого Христа в соответствии с моей совестью и учением моей церкви. Все, кто желает следовать путем Колумбы, милости прошу присоединиться ко мне в моем исходе из земли этой.
Лицо Освиу было твердо, но в глазах читалась грусть.
— Да будет так.
Колман горделиво повернулся и вышел из храма, и все зашептались. Там и тут сторонники церкви Колумбы вставали, чтобы последовать за епископом.
Настоятельница Хильда встала, лицо ее тоже было печально.
— Синод завершился. Vade in расе, ступайте с миром, да пребудет на вас милость Господа нашего Христа.
Сестра Фидельма смотрела, как пустеют скамьи. На этот раз все расходились молча. Решение принято, и Рим выиграл.
Эадульф закусил губу. Хотя он и был сторонником Рима, ему виделось что-то грустное в этом решении, и он невесело посмотрел на Фидельму.
— В этом решении больше государственного расчета, чем богословия, — заметил сакс. — И это грустно. Освиу больше всего боится потерять связи с южными саксонскими королевствами, на которые хочет распространить свою власть. Если бы он остался привержен Колумбе, а его сородичи-саксы — Риму, его обвинили бы в том, что он несет в их страну чуждые порядки. В Кентском королевстве Рим уже обладает не только духовной властью. Бритты на западе, Дал Риад и пикты на севере — все угрожают нашим границам. А мы — будь мы из Кента, или из Нортумбрии, из Мерсии, или Уэссекса, или из Восточной Англии, — все мы одного рода-племени и говорим на одном языке. Мы должны отстаивать этот остров от тех бриттов и пиктов, которые иначе сбросят нас обратно в море.
Фидельма с удивлением смотрела на него.
— Однако ты неплохо осведомлен о подоплеке государственных решений, Эадульф.
Монах скривился.
— Решение Освиу было изложено на языке богословия, но скажу тебе прямо, Фидельма, оно было вынужденным и принято под давлением трудного положения государства. Ибо, поддержи он дело Колумбы, он навлек бы на себя вражду римских епископов. А взявши сторону Рима, он стал приемлем для других королевств саксов и англов, и они смогут объединить свои силы, чтобы установить господство над этим островом, Британией, а возможно, когда-нибудь и над землями за его пределами. Такова, я думаю, мечта Освиу. Мечта о власти и империи.
Сестра Фидельма закусила губу и глубоко вздохнула.
Значит, все сводится только к этому? Все дело в ухищрениях власти, коей ни к чему ни изыскания разума, ни откровения веры! Освиу волнует только власть. Как и всех прочих королей, когда они принимают решения. Этот великий синод в Стренескальке был всего лишь прикрытием, и не будь его, подруга ее Этайн осталась бы в живых. Фидельма резко отвернулась от Эадульфа, слезы навернулись на глаза, и она ушла, чтобы побыть немного одной, ушла на вершины утесов за пределы погруженного в раздумья монастыря. Пришло время дать выход горю, оплакать смерть своей подруги Этайн из Кильдара.
Зазвонил колокол, и Фидельма поспешила к вечерней трапезе. И увидела брата Эадульфа, в тревоге поджидающего ее.
— Проримские епископы и настоятели собрали совет, — сказал он. Он был в смущении и старался не замечать, как покраснели ее веки. — Собрались и решили выбрать Вигхарда на место Деусдедита.
Фидельму это не слишком удивило. Они вместе вошли в обширную трапезную.