— Картина все время была у него? — повторила Саша, не веря своим ушам.
Прус внимательно вгляделась в Залусскую и злорадно усмехнулась.
— В течение трех лет. Он постоянно ее подправлял. Я вижу очень сильное сходство с вами одного из персонажей. Можно сказать, заглавного.
— Что именно изображено на картине? — Саша громко сглотнула. — Кроме меня.
Доктор постучала рукой по папке с документами.
— У нас есть фотокопия, но я, разумеется, не могу вам ее предоставить, — предупредила она, все еще держа руку на папке. — Закон об охране личных данных. Необходима доверенность.
— От кого?
— Прокуратуры, министра юстиции. Может быть, этого было бы достаточно. Без согласия пациента я не показала бы это даже родственникам. Но, конечно, окончательное решение принимает директор. — Прус откашлялась и поправила платье. — Он может выдать разрешение.
— Директор согласится. — Саша протянула руку к документам, но докторша быстро отодвинула их. — Смелее. Достаточно одного звонка. Министром я займусь через неделю.
Улыбка сию секунду исчезла с лица пани Прус. На щеках проступили мелкие красные пятна, и какое-то время она выглядела старше сорока лет. Психиатр быстро сунула папку в ящик стола. Видимо, местная красавица не понимает шуток, подумала довольная Залусская.
— Куда его перевели? — спросила она, не надеясь услышать ответ и обдумывая следующий ход. На этот раз ей придется попросить помощи у Духа. В Польше на данный момент действуют сто тридцать две частные психиатрические клиники. Практически все с поэтическими названиями. Ни одна из них не предоставляет информацию о своих пациентах. Проще найти иголку в стоге сена.
— Он признан здоровым и выписан из клиники.
— Вышел? На свободу?
Врач покачала головой. Первая скрипка была ее любимой партией, поэтому она триумфально добавила:
— Его не держали под замком. Пациент находился здесь добровольно. Ежемесячная плата поступала регулярно, он прошел все тесты. Его обследовали три комиссии, и их решение однозначно: болезнь отступила.
Теперь уже врачиха упивалась своей безграничной властью. Еще немного, Саша была уверена, и докторша раздавит ее как таракана. На помощь с ее стороны рассчитывать не приходилось, зато на препоны — вполне. Даже если она знает, где сейчас находится Поляк — ни за что не скажет. Профайлеру сейчас следовало встать и уйти, но ей слишком хотелось противоборства. Эта мимоза вызывала в ней бойцовый дух. Амбиция всегда была ахиллесовой пятой Саши.
— Значит, вам неизвестно, где он находится?
— Пациент признан дееспособным. Мы не имеем права следить за ним. Он совершенно свободный человек.
— Это убийца! — Залусская повысила голос. Говорила путано, несвязно. — Я принимала участие в расследовании. Мы чуть не прижали его. Я одна из потенциальных жертв. Боюсь, что… Понимаете, мне необходимо знать, где он! — Ее голос вдруг дрогнул.
— Это наш пациент. Не заключенный. — Врачиха направила на Сашу стальной взгляд. — Что, на самом деле, вы хотите узнать?
— Мне надо с ним поговорить.
— Это ведь вы — Милена, правда?
— Что, простите?
— Его любовница. Это из-за вас он заболел.
Саша не ответила, чувствуя, что заливается румянцем. Это ее разозлило.
— Он был моим пациентом, — продолжала тем временем психиатр. — Я знаю все о вас обоих.
— О нас? — фыркнула Саша. — Не было никаких нас. Он похитил меня и удерживал силой.
— Не кричите, пожалуйста, — успокоила ее Прус жестом милостивой государыни. Залусская тут же пожалела о своих словах. Ей уже не хотелось никакого противоборства. Мало того что она приехала зря, так ее еще и унизили. К тому же теперь она знала меньше, чем до поездки. Отвратительно сдержанная и вежливая Прус тем временем продолжала: — Я была его лечащим врачом в течение нескольких лет. Можно сказать, с того самого момента, как он оказался у нас. И уверяю вас, что ничего, кроме глубокой депрессии и посттравматического стрессового расстройства у него не диагностировано.
— Значит, все ошибались, а вы, вне всяких сомнений, правы.
— Этот человек не страдает психическими расстройствами, — подчеркнула Прус. — Это совершенно точно. Он даже не «пограничник». Это приятный молодой человек, которому сейчас требуется поддержка, а не обвинения.
Саше захотелось плакать. Водка, ликер, вино, самая дешевая бормотуха, промелькнуло в голове. Она чувствовала приближающуюся панику. Ехать домой? Ждать там дочку? Или, может, сразу забрать ее с Крита и улететь в Шеффилд? Она была уверена: если он на свободе, то непременно захочет увидеть дочь. Ведь он знает о ее существовании. Никто и ничто не помешает ему в поисках. Не исключено, что он уже поджидает их у подъезда в Сопоте. Саша была раздавлена.