когда, скажи, в какие времена
мы гибельных не видели примет
в делах страны; когда не ожидали
скорейших перемен и мятежей,
когда им не готовили стези,
когда борьба нам кровь не горячила?
А вот гляди ж – болтали поколенья,
и все сходило с рук, и ничего
в России их словам не отзывалось.
Спасал Бог! И Тишайшая страна
жила как должно – в благости и силе.
Но правильно назначено, что должно
войти соблазну в мир…
Егерь
И что? Вошел?
Берсентьев
Два вора шли на дело и равно
делили страх и скорую добычу,
но одному из них Господь не стал
вменять греха – перед любым законом
теперь он чист, безвинен и оправдан,
как будто обернулись глупой шуткой
его дела, достойные возмездья:
ловитва по карманам, труд разбойный.
Он, может, что и взял, но эти цацки
и так его, и до покражи были,
подарком иль наследством, он не знал,
и что с того – свое досталось в долю.
И где тут грех, за что молить пощады,
о чем тут горевать? Пример не точен
и сбивчив – но ты понял? Так?
Егерь
Наверно.
Берсентьев
Второму же придется отвечать
по полной мере и не ждать поблажки –
откуда быть ей в мире бед сплошных?
Наоборот, из-за того, что первый
вот так скользнул из цепких лап закона,
возьмутся за второго с большим рвеньем
и злобой – на, паскуда, за обоих!
Егерь
И это справедливо?
Берсентьев
Ты б спросил
у Луцкого, а мне на что пенять,
зачем в гордыне отвергать дары,
которые даются не по праву,
а произвол Божественный являют?
Егерь
Ты странно говоришь.
Берсентьев
Заговоришь
еще не так, в последнюю минуту
от бездны отшатнувшись. До сих пор
преследует меня тлетворный запах,
вид безобразный.
(Резко меняет тон.)
Низкая душа,
избавившись от жути, начинает
над собственными страхами смеяться:
мол, ничего, с достоинством держались,
острили, да-с, не поддавались, нет-с –
и вот уже ей ничего не страшно
до следующих страхов. Отряхнется
так пес бродячий: только что скулил,
а враг ушел, так он и рад стараться –
облает и оскаленных клыков
покажет запоздалую угрозу.
А страхи надо было пережить
и накрепко запомнить. В них душа
становится душою, возрастает.
Пауза.
Все как-то слишком просто получилось,
попали слишком вовремя, волна
пошла в народе от песчинок наших
сильней, чем от иных камней.
Егерь
Ты пьян.
Берсентьев
И я бы мог висеть сейчас портретом
на ваших стенах. Вместе с ним…
(Пожимает плечами.)
Один…
А кровь когда польется, будет он
за все, во всем по горло виноватый.
Егерь (начинает говорить раздраженно и с аффектацией; кажется, впервые за вечер он сбросил с себя маску)
Пускай ты прав и Луцкому удача
крапленою колодой подмешала
козырный ряд от двойки до туза –
но козыри свои мы отходили;
пускай вы с Луцким угадали время –
но время на исходе; ничего
пускай вы не угадывали, время
само нашло вас, выбрало, вскормило –
но милости окончены его.
Берсентьев
Ну, хорошо, весь вечер ты твердишь,
что надо начинать. Так в чем же дело?
Не знаю, как другие, – я готов,
но ты, хоть не любитель разговоров,
который час толкуешь мне о разных
приватных обстоятельствах правленья,
о Луцком, о наследниках его.
Давай-ка напрямую. Ну! Дерзай!
Егерь (поколебавшись)
Через неделю общее собранье,
ты будешь там, так вот и расскажи,
как с Луцким примирился и тебя,
не доверяя прочим, он оставил
своим душеприказчиком, но ты –
ты пренебрег тогда печальным долгом,
а ныне, к нам придя, не можешь больше
молчать и завещанье оглашаешь.
Берсентьев
"Наследник – Егерь, одному ему
вся власть дается и на скорый бунт
благословенье". Впрочем, наплету
им посложней, они такое любят,
с душком потусторонним: будто призрак
покойника являлся мне, грозил.
Ты в это время стой невдалеке,
посматривай вокруг чуть отстраненно
да примечай, как слушают: тут быстро
придется реагировать, не все
предугадать получится – их слишком
в собранье будет много; кто-то крикнет
"долой" – не обращай на дурака
внимания, опасней тот, кто тихо
перебегает к одному, другому,
чего-то шепчет на ухо, – короче,
стой, будто слышишь байку в первый раз,
но и не удивлен, поскольку правду