не утаить. Я, значит, заявляю:
Старик готовил передачу власти,
но, чувствуя, что время на исходе,
доверился мне, ведь дележ наследства
пошел еще при жизни, как обычно,
а я ни с кем не связан, для меня
что Егерь, что другие – все едино,
корысти никакой его слова
ни замолчать, ни передать лукаво.
Заметь, как ловко я им объяснил
свою роль в этом деле, а то скажут:
откуда он, как черт из табакерки,
зачем сейчас?
(Подходит к Егерю и смотрит на него в упор.)
Так понимаю – ты не постоишь
за благодарностью, отсыплешь щедро…
Егерь презрительно кивает: он всегда считал Берсентьева способным на любую подлость и рад, что не ошибся в человеке. Дело, кажется, сделано.
Берсентьев (неожиданно начинает смеяться и, отхохотав, заявляет)
Но зря ты так хлопочешь; говорил,
конечно, говорил я с ним, вот только
иначе трактовал он о наследстве.
Егерь
Иначе?
Берсентьев
Да. Он все оставил мне.
Егерь
Тебе оставил…
Берсентьев
Никому другому.
Ну да, я отошел давно от дел
и отказался б – но кому доверить?
Пришлось принять.
Егерь
Принять? Ты что несешь…
(В дикой ажитации размахивает руками, видимо не находя слов для обуревающих его чувств. Так ничего и не сказав, уходит со сцены, продолжая ожесточенно жестикулировать. Выглядит он, надо сказать, по-идиотски.)
Берсентьев
Обиделся. И это заговорщик,
причем не из последних! Каково?
Хитрит кой-как, стесняясь, неумело
и думает, что он-то всех умней,
раз смог такую важную интригу
нам рассказать не запинаясь. Как же
такому обыграть судьбу, страну,
когда он ожидает, что ему
поверят.
ИНТЕРМЕДИЯ
Исполняется на два голоса, мужской и женский. Мужской голос принадлежит Берсентьеву.
Как тебя в этом аду оставлю?
Зренье ломаю твоею далью.
Чую, предчувствую крах и травлю.
Гибель моя, нет слов,
будет легка. Я уйду за ветром,
как в башмаках и высоких гетрах
шел километр за километром
с дудочкой крысолов.
Дальше все будет быстрей и лучше.
Нам подвернется счастливый случай.
Ждать тебя? Или за далью, тучей
сгинешь, махнув рукой?
Жди меня, милый, я скоро буду,
не убирай со стола посуду
с водкой и хлебом. Хлебну за чудо,
сведшее нас с тобой.
Ласки загробной боюсь. Не надо
страха. Тебе, долгожданный, рада.
Скажешь еще, что ты света чадо.
Может, оно и так.
В старой квартире живу, скучаю.
Газ зажигаю, чтоб выпить чаю.
В бессонной постели рассвет встречаю.
В мыслях моих бардак.
Все неясны. Увильнуть не пробуй.
По одну сторону смерти. Гроба.
По одному разве можно. Оба
легкие на подъем.
Мы – не боясь, не спеша, не зная.
В даль без конца. И в простор без края.
Мелко и быстро с тобой ступая,
выйдем, пойдем, дойдем.
СЦЕНА 4
Кухня в доме Берсентьева. За маленьким неудобным столом сидят хозяин и гостья.
Ланская
А я боялась, ты меня прогонишь.
Берсентьев
Я как тот джинн, что все менял награду
нашедшему кувшин, я тоже слишком
заждался и вот эту нашу встречу
различно представлял себе; какие
я только не придумывал ходы,
подробности какие – всё впустую,
никто не приходил; я ждал, потом…
Потом моя душа охолодела,
потом еще менялся как-то строй
усталых, неудобных мыслей, раз
за разом повторяясь, искажаясь.
Теперь я просто рад тебя увидеть,
поговорить с тобой о том о сем.
Ланская
Что рад увидеть? Древние руины?
Где стол был яств, стоящий ныне гроб?
Понять, что не в убытке от разлуки…
Уж то-то радость, милый.
Берсентьев
Ах, Ланская,
ты хороша по-прежнему…
Ланская
О да!
Ты, впрочем, не считал меня красивой
и раньше. Расскажи, что обо мне
здесь говорили.
Берсеньев
Всякое. Зачем
тебе все эти слухи?
Ланская
Говорили,
что я убила мужа?
Берсентьев
Да, обоих.
Ланская
Вот это новость. Петя, умирая,
хотел меня увидеть – не смогла
приехать, виновата.
Берсентьев
Не смогла?
Ланская
Да, надо было ехать – побоялась
нелепых сцен с ним и с тобой, а зря.
Его мы все оставили, он трудно
и долго умирал. И ты, Сережа,
не заходил к нему, ты не простил,
а он так ждал.
Берсентьев