— К нам домой, Веля.
Оторвать несовершеннолетнего ребенка от попечительства Академии, оказалось ой как непросто, но помог мой непререкаемый авторитет. Правда пришлось призвать на помощь Акакия Владимировича, иначе никак. Аглая Федоровна ни в какую не соглашалась отпустить со мной мальчика ссылаясь на регламент.
— Ладно, Дубравин. — сдался директор — Отпущу Усова с тобой. Но чтобы вернул его в целости и сохранности, когда ремонт закончится. Это подотчётный ребенок. К тому же целитель с неплохим потенциалом. Помни это.
Еще и одолжение мне сделали. Честно говоря, я оказал огромную услугу всему преподавательскому коллективу, избавив их от единственного студента, которому некуда было ехать. По слухам, Вельку даже собирались отправить в специализированное учреждение на передержку, до окончания ремонта.
— А как долго будет ремонт? — на всякий случай поинтересовался я.
— Долго, Дубравин — ответил директор. — Раньше лета не закончим. Еще ведь и бункер рыть будем. Актовый зал оказался ненадежным укрытием.
— Ясно. Что-то известно по Эльцману?
Я уже был в курсе что наш академический лекарь впал в глубокую кому, даже еще раньше меня. И тоже от перенапряжения. Жизнь ему чудом сохранила Людмила Борисовна — коллега по лекарскому ремеслу.
— Выкарабкается. — сочувственно произнес Акакий Владимирович — Все плохое позади. Но высосал ты его знатно. Чуть не похоронил.
— В смысле высосал? — возмутился я — Он сам, по доброй воле делился силой.
— И оказался во власти глупого, увлечённого мальчишки. Вот куда ты на червя бросился? Отбил нападение на учебку, и вернись же назад.
— Погодите? — удивился я — Он не мог оборвать поток силы?
— Не только не мог, он страдал пока кое-кто там развлекался. Ты чуть не погубил нам ценнейшего преподавателя.
— Но я же не знал. — начал оправдываться я, вспомнив гримасу боли лекаря и его окровавленное лицо. — Как это возможно вообще? В свите магистров лекари занимаются тем же самым, что сделал Эльцман.
— Там другое. — лекционным тоном директор начал просвещать — Те целители накачаны обезболивающими по самые уши. Тяжелыми наркотическими препаратами и эликсирами. Да и магистры знают когда следует остановится. Но ты просто выжал нашего лекаря без остатка.
— Но я же не знал! — возмущенно повторил я.
— Это не оправдывает тебя. Мог бы и сам догадаться, почему Эльцман вступил только в самый последний момент. И никто из взрослых даже не посмел просить его о помощи до этого. Даже когда у нас не осталось ни капли эликсира Восстановления.
— Но я спасал наши жизни — привел я последний аргумент. Самый сильный из тех, что у меня имелись.
— Ты обязан был прервать связь, как только уничтожил тварей на территории Академии. Если бы Фридрих Евгеньевич умер, ты стал бы изгоем в среде одаренных. Проще умереть самому вслед за угробленным целителем.
— Ошалеть. — только и смог что выдавить я.
— Поверь этот случай станет известен. И на помощь даже самого слабого целителя рассчитывать больше не смей. Ни один из них никогда не вступит с тобой в сопряжение.
— А лечить-то хоть будут?
— Лечить будут. — успокоил меня директор. — Ладно иди уже. Разговорились мы с тобой. Мальчонку забирай. Вернешь как занятия начнутся.
Да уж, с Эльцманом вышла неприятная ситуация и виной всему стала моя неосведомленность. Просто я не особо интересовался этим направлением одаренных, вот и не знал всех тонкостей.
Целители не могли самостоятельно разорвать сопряжение. Но хуже всего было то, что они при перекачке силы испытывали мучения телесные и духовные. Поэтому целители в свите сопровождения магистров, были сплошь наркоманами, которые лакали запрещенные для других одаренных эликсиры, даже вне боя.
Платили таким целителям хорошо, даже слишком, но репутация у них сильно страдала.
Как я позже узнал Эльцман Фридрих Евгеньевич в прошлом был из таких, но в какой-то момент решил, что с него хватит и покончил с той жизнью. Завязал с наркотиками, ушел от магистра и начал вести тихую размеренную жизнь преподавателя, дав сам себе зарок, что никогда больше не будет входить в сопряжение с одаренными.
Но во время вторжения, он нарушил слово, по очевидным причинам. На кону стояла жизнь. И я не осуждаю его выбор. Да и навряд ли кто осмелиться сделать это. Особенно из числа тех, кто участвовал в том сражении.
Надо ли говорить, что подобной участи для Велимира, я страсть как не желал. И сделаю все от меня зависящее, чтобы этого не произошло. Он никогда не попадет в свиту магистра, а если и попадет, то исключительно в мою, как лекарь, но не резервуар сил.