— Он не дает мне эликсирную воду!
— Так, погодите. А откуда ему эликсирная вода?
— Он может материализовывать ее. Вы что, не в курсе?
— В курсе чего? — непонятливо уставился на нее директор.
— Из-за чего он с Озеровым подрался.
И откуда она знает такие подробности? Догадалась сама? Сильно сомневаюсь. Скорее, кто-то ей нашептал.
— Подрался? С Озеровым? Он? — недоумению директора не было предела. — С каким Озеровым? С тем самым?
— Да! — продолжала возмущаться Баструкова. — С Геннадий Аркадиевичем, что преподает в Московской Академии одаренных и дает частные уроки государевым отпрыскам.
— То есть, он подрался с Озеровым-старшим, выжил, но вас это не смутило?
— А почему это должно было меня смутить?
— Идите, Ирина Алексеевна, — устало вздохнул директор. — Я с ним сам разберусь.
— Вы уж разберитесь с ним, Акакий Владимирович. Распустили молодежь совсем.
«Господи», — подумал я. — «Что с ней не так?»
Крайняя степень возмущения Баструковой чувствовалась даже в цоканье ее каблуков и хлопке двери кабинета, когда она покинула нас.
Акакий Владимирович еще около минуты рассматривал меня, и за это время на его лице промелькнула целая гамма чувств — от непонимания до подозрения.
— Даже не хочу знать, что там произошло с Озеровым, — начал директор. — Меня это не касается. Но воду почему ей не дал?
«Наглая слишком», — хотел было ответить я, но произнес вслух другое: — Вам же известно, чем промышляют Озеровы. А так случилось, что я могу то же самое, и это создает для них конкуренцию.
— Ну, — кинул директор.
— Я дал Слово, что не буду производить эликсирной воды больше определенного количества и только определенным людям. Нарушать данное мною обещание я не намерен. Да и помирать не шибко охота. Деньги там вертятся совсем немалые, а убивали и за меньшее.
— Говоришь, дал слово?
— Дал Слово, — выделил я последнюю часть фразы.
— Озерову?
— Озерову, — кивнул я.
— Иди, я разберусь с Баструковой, — после долгой паузы произнес директор. — Она от тебя отстанет.
Я благодарно кивнул и поспешил ретироваться, переменка-то закончилась еще двадцать минут назад. Как бы опоздание в журнал не впаяли.
Нормальный мужик наш директор оказывается, хоть и на вид не очень. Тот редкий случай, когда внешность говорит одно, а поступки — другое. Все сразу он понял. Видать, из наших — «олдскульных». «Респектую» ему тогда.
Баструкова действительно от меня отстала, но, судя по ее взгляду, сулящему мне все кары небесные, не простила. Хорошо, что она у нас не ведет никаких предметов, иначе черта с два я сдал бы зачет.
После уроков я зашел в свою комнату и еще на пороге оторопел. Прямо под моими ногами валялась неказистая обувь, на которую я чуть было не наступил. При беглом осмотре это были детские ботинки. Кажется, такие даже я когда-то носил. Что-то было в них знакомым.
Хозяин ботинок обнаружился на второй кровати — действительно мальчишка, лет десяти-одиннадцати на вид. Конопатый, но на удивление не рыжий. Цвет волос был темный, почти черный. Но вот лицо типичное славянское — большие серо-голубые глаза, небольшой едва вздёрнутый нос и округлое правильное лицо.
«Смесок», — сделал вывод я.
— Привет, — поднялся он с постели, на которой лежал прямо в одежде поверх разложенного белья.
— Ты кто такой? — сразу спросил я. — И что здесь делаешь?
— Так это… — растерялся он от моего напора. — Учусь здесь… уже.
— Прямо здесь? В моей комнате?
— Поселили. Тетя Аглая ключ дала, — мальчик потряс одетым на руку браслетом с номером моей комнаты. Видимо, уже не только моей.
Идти устраивать скандал к Аглае смысла не было. Да и какое я имел право что-то ей предъявлять? Оглобля здесь Царь и Бог. Как она пожелает — так и будет. И портить отношения с таким человеком — себе дороже. Она вполне способна основательно подпортить жизнь любому обитателю общежития.
— Горыня, — представился я, садясь на стул. — Дубравин.
— Велимир, — протянул он руку. — Можно просто Веля.
— Ну здрав будь, Веля, — я протянул руку в ответ. Рукопожатие было крепким. Слишком крепким для хиленького на вид мальчишки. Значит, эти ручонки не чурались физической работы.
— Из простых? — сделал я логичный вывод.
— Ага, — смущенно произнес он. — А ты?
Теперь понятно, почему Велимира подселили именно в мою комнату. Никто из родовитых учеников не принял бы холопа в соседи. А выдавать отдельную комнату несмышлёному мальчишке было бы верхом неразумия. Вот и решили проблему таким образом — подсунули мне, сразу решая эти проблемы, и комнату доукомплектовали, и мальчишку под присмотр более старшего ученика пристроили. И проблему неравенства социального различия не потревожили.