Искомый нами курган, в котором предположительно похоронили Аждаху, представлял собой холм метров пяти высотой. Даже быстрого взгляда было достаточно чтобы понять о рукотворном происхождении этого объекта. Природа не создает идеальных линий, а эта насыпь представляла собой идеальный круг. И даже более чем спустя шесть веков, курган полностью заросший мхом и чахлым кустарником не утратил своих очертаний. А разбросанные вокруг фрагменты отёсанного камня только подтвердили наши догадки.
— Кажись нашли. — веселым голосом сообщил Золотов-старший. — Слава, твой выход.
Около получаса дядя Слава медленно раз за разом обходил насыпь, иногда останавливаясь и прикладывая руку к земле, закрывая глаза. Видимо прислушивался к ощущениям. Мы с Николаем Николаевичем покорно ждали.
— Внутри есть пустоты. — наконец вынес вердикт наш геомант. — Вижу четкий прямоугольный тоннель уходящий вглубь.
— Вход определить сможешь?
— Уже определил. — медленно кивнул дядя Слава, не открывая глаз.
— Тогда можно возвращаться. Темнеть начало.
— Да, пожалуй, пора.
В разбитый нами лагерь мы пришли уже далеко затемно. Тем не менее, происшествий в дороге не случилось. Никого не засосало, никто не утонул и не оступился. По-другому и быть не могло. Одаренные больше полагаются совсем на другие чувства, а не только на зрение и осязание. Поэтому я легко и непринужденно вывел наш маленький отряд исследователей из дремучих болот, всего за один час, чем заслужил уважительные взгляды обоих Золотовых и благодарственный хлопок по плечу.
— Молодец, Добрыня.
Я даже поправлять не стал, было попросту лень. Хотелось есть и спать одновременно. Но когда я вспомнил что на мне еще первая смена ночного дежурства, то стало вдруг совсем грустно. Придется бдеть до часу ночи.
— А-а-ах — глубоко и тяжело выдохнул я, осознавая всю тяжесть своего положения.
Глава 31
Еще через час, ночь полностью вступила в свои права. Именно в этом месте, темень была особенно непроглядной и гнетущей. Сразу возникло неопределённое чувство легкой тревоги. Злобные каркающие завывания болотной выпи и без того усиливали общую встревоженность, сразу взывая к древнейшим человеческим инстинктам — боязни темноты и того что в ней обитает.
— Ночной окрик выпи — к беде — тихо произнес дядя Слава, на что его брат только состроил недовольную гримасу. Бесило видать Николая Николаевича излишнее суеверие брата.
Даже вкусный ужин в виде каши с консервированным мясом, не сильно принес облегчения. Но, приготовленный на костре чай с травами и легким запахом дымка, вроде бы притупил чувство всеобщей тревоги. А сладости, принесенные Ариной, среди которых были полюбившиеся мне прянички, на какое-то время заставили забыть, что мы находились в окружении вонючих древних болот с курганом-могильником убиенного чудовища.
Разговаривать никому не хотелось. Прочно устоявшуюся тишину нарушали частый треск прогорающих поленьев, противное бульканье болот и редкие крики местной фауны. Неопределенное чувство тревоги медленно, но уверенно возвращалось. Я зябко поежился представив, что буквально через час, а может и раньше, мне придется остаться одному.
Так и произошло. Первыми спать отправились девушки. Прежде чем они укрылись за тентом палатки, я успел поймать взгляд Арины. Девушка легко улыбалась, глядя прямо на меня, а ямочки на ее щеках, которые я, к своему стыду, не заметил раньше, заставили быстрее застучать сердце.
Еще через минут десять, пожелав спокойной ночи, нас покинул Золотов-старший. Дядя Слава, посидев еще несколько минут, тоже поднялся.
— От костра далеко не отходи и затухнуть ему не позволяй. — негромко произнес он — Пей чай. Он с корнем женьшеня и элеутерококка. Какое-то время придаст бодрости, а там уже и смена подойдет. Спокойной ночи, Горыня.
— Спокойной ночи, дядя Слава — так же негромко произнес я.
И вот я остался один. Боялся ли я темноты находясь рядом с костром? Наверное, нет. Ночь меня не страшила вообще, даже в детстве. Но одно дело темнота сельская, так сказать — бытовая, с тусклым уличным освещением и далекими точками света из окон соседских домов. С привычными звуками — шелестом листвы на ветру, стрекотанием знакомых насекомых и редким звуком человеческого присутствия.
А совсем другое — ночь в непонятном месте, без единой точки искусственного света, в окружении столетних топей, и ни единого намека на звуки цивилизации. С леденящими и неизвестными окриками местных птиц или животных. Скрипом полуразложившихся деревьев и противным бульканьем выходящих на поверхность торфяных газов. Очень неприятное место. Даже наши болота, которые конечно же были недалеко от Речного, не доставляли такого дискомфорта, как местные.