Взгляд Милины скользнул по шее подруги, две небольшие ранки все ей объяснили.
- Он спросил не знаю ли я кого-нибудь, кто носит медальон Азрафаля. Тогда я спросила его зачем ему тот человек, и он признался, что господин, воскресивший его взял с него клятву, найти этого человека. И тогда я показала ему медальон. Он очень обрадовался! Схватил меня на руки и закружил по комнате… А дальше… я ничего не помню.
***
Сивилла сняла с шеи подарок Ксинии.
- Это тот самый медальон?
Милина кивнула, слезы застилали ее глаза.
- Этот знак… - прошептала Сивилла, обводя пальцем солнце, вокруг семиконечной звезды.
- Это знак Азрафаля, точно такой же медальон носит служитель аббатства Святого Никласа.
- Ты поедешь с нами, - сказала Сивилла, на что Милинда только обрадовалась – ей хотелось укрыться от ужасов за надежными стенами.
Дорога к аббатству Святого Никласа пролегала через подернутую туманом долину. Заснеженные пики Мглистых гор возвышались над горизонтом. Под свинцовой громадой облаков над проклятым лесом кружила стая ворон. Райн вздрогнул, удерживая капюшон от внезапно налетевшего ветра.
Тенистые рощи навсегда опустели, ни пения птиц в зеленых кронах, ни зверя в чаще. Зло, поселившееся в старых руинах Шиат, расползалось по округе, захватывая все новые территории. Охотничьи деревеньки вымерли, и встречали путников ледяным безмолвием да пустыми глазницами окон. Люди ушли из этих мест и даже скорые на расправу бродяги старались обходить Шиат стороной.
Ковен Пилигримов всерьёз обеспокоен тем, что однажды тьма из древних руин заполонит все, от приграничных земель севера до южного королевства, и до Райна все чаще доходили слухи о том, что древнее зло пробудилось. Чертов стригой своими словами лишь подтвердил опасения. Верить тварям нельзя, но дар Сивиллы никогда не подводил охотницу. И увиденное ею, нравилось Райну еще меньше, чем россказни о призраках забытого города.
Южные земли наводнились слухами о неком Лорде, собирающим под свои знамена огромную армию, чтобы пойти войной на запад к Голубым холмам. Мир в последнее время сделался неспокойным.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Трусливые псины! – Заорал Егерь, пытаясь затащить собак в лес; псы поджимали хвосты и скулили, лошади ржали, скидывая всадников, и неслись прочь, словно в лесу поселилось что-то зловещее. Но Егерь знал – ничего опасней волков в здешних краях не водилось, и наконец, не совладав с животными, приказал сыновьям отправиться домой, а сам ступил в прохладную тень многовековых сосен.
Лес встретил его, приветливым шелестом листвы, но птицы смолкли, только вороны каркали высоко в кронах. Всего за три дня, которые Егерь отсутствовал, что-то изменилось в лесах, вверенных ему королем. И если это «что-то» не уберется не сносить Егерю головы.
Внезапно он увидел мелькнувшего в просвете кустов человека.
- Стой! – Закричал Егерь.
Словно пугливая лань из чащи выскочила девушка, и не оглядываясь побежала прочь.
Егерь не стал преследовать ее, усомнившись, что видел человека, а не лесную нимфу; ведь у людей не бывает таких белых волос, словно покрытых серебряной пылью.
***
Три дня и три ночи скиталась Дея по лесам, изнемогая от усталости и голода – кисличками сыта не будешь. Внезапно где-то за деревьями послышался рык и она обернулась, застыв, как завороженная. По высокой траве кралась дикая кошка Нуби. (*имеется ввиду вымерший вид львов – нубийский)
Огромная самка львиного семейства припала к земле и спружинила. Дея вскрикнула, и в тот же миг ее черепная кость раскололась от боли и она впервые ощутила Его – тот, кто все это время дремал в ее теле, проснулся и эта обжигающая сила потекла по венам, точно кипящая лава.
В нечеловеческом прыжке Дея встретила Нуби, и впилась зубами в рыжую шкуру. Нуби жалобно мяукнула, когда Дея, любовно обняла толстую шею; косточки хрустнули и огромная туша, весом в харвар * рухнула в траву. Этим вечером Дея насытилась, но отнюдь не сытость была причиной ее спокойствия.
Она наконец осознала силу и страх отступил. Только желание убивать все еще теплилось, как тлеющий уголь.
Напившись чистой воды из пробегающего змейкой ручья, она омыла окровавленные руки и лицо и заползла в расщелье громадного, росшего неподалеку дуба, чтобы свернуться калачиком и уснуть.