Да. Я помню. За моей спиной – мирный город, и тысячи ничего не подозревающих жителей Гримгоста. Женщины и дети. Люди, вверившие мне свою судьбу. Пусть будет так.
Жалею, что не оставил Хеймдаллю никаких распоряжений перед отъездом на случай, если не вернусь.
Вход в подземелья оказывается прямиком за Иггдрасилем – ясенем, посаженным у священного Источника йотунов. Ещё одно тайное знание, которым со мной поделился Мимир по дороге сюда – росток этого ясеня был принесён асами с их прародины, и посажен здесь в память о месте, где они спаслись. Именно поэтому этот Источник оказался особенным, сакральным местом для обоих наших народов. И такие ожесточённые схватки велись за него между йотунами и асами. Не только одержимая мания Асуры его заполучить была здесь движущей силой. Каждый считал это место – источником силы, необходимым для выживания своего народа.
Вот только для йотунов это было в прямом смысле так – без воды Источника они постепенно утрачивали жизненный огонь и превращались в камень. Ну а мы в конце концов и сами уже перестали понимать, за что именно сражаемся.
Кажется, сейчас наступило время вернуть долги. Я должен остановить Рагнарёк. И вернуть этой заледеневшей земле мир и солнце.
Сразу с десяток йотунов постарше своими каменными кулаками обрушились на стену отвесного ущелья. Заснеженные ветви ясеня жалобно дрогнули, когда эхо прокатилось по Вечным горам.
Удар… другой… третий… и вот уже трещина идёт по каменной броне, и проваливается внутрь печать.
Открывается зловещий тёмный провал в неизвестность.
- Удачи, Фенрир! – торжественно произносит за моей спиной Мимир. - Да будешь ты наречён Другом йотунов – отныне и вовек!
По рядам каменных великанов прокатывается гул. Я усмехаюсь в хищном оскале. Не ждали? То-то же. Вы ещё на свадьбе у меня сидеть будете. За дли-и-и-инным таким столом. И зыркать удивлёнными глазищами по сторонам.
Чуть пригнувшись, медленно вхожу в тоннель на своих напряжённых лапах.
За моей спиной гаснет свет, когда камни вновь точно и аккуратно ложатся в мощную кладку.
Глава 52
Глава 52
Вороний камень
Нари
Я стою на вершине скалы, смотрю, как свинцовые небеса обрушивают на притихшие горы снежную ярость, и мне становится очень страшно.
Рагнарёк.
Конец света.
Валькирия слишком серьёзно говорит это, и я вижу, что она в это верит.
- Эй, Бруни, хватит её пугать!
Я ойкаю, когда на меня приземляется тяжёлая рука.
Хаг незаметно подлетает сзади и обнимает нас с Брунгильдой за плечи.
- Ты когда-нибудь доиграешься со своими подкрадываниями, что я тебе врежу! – взвилась она. Но тут же оттаяла. – Балбес. Выспался хоть? Чего так рано вскочил? Часа три небось спал. Или четыре.
Мне стало стыдно. Он же всю ночь караулил у меня под дверью и охранял. И вот опять пришёл, беспокоится…
- Не спится мне, - отмахнулся Ворон. – Тревожно.
Потянулся до хруста, размял чёрные крылья, расправляя их по одному в стороны. Я в который раз восхитилась их красоте. Как же должно быть волшебно летать! Когда и куда лично тебе хочется, разумеется. Когда меня тащили без спросу, я не очень оценила. Но вот для Хага небо наверняка – родная стихия. Он в нём красиво смотрится.
- Откуда у вас крылья? – спросила вдруг я. Как-то не задумывалась до этого.
- А? – обернулся Хаг. Они с Брунгильдой о чём-то вполголоса переговаривались, пока я стояла, погружённая в свои раздумья.
- Я никогда не слышала даже о чём-то подобном. Люди с крыльями. Ты же таким родился? Это не какое-то зелье?
- Угу, - беспечно подтвердил он. – С рождения такой. Крылатый и ужасно симпатичный.
- И скромный! – рассмеялась валькирия, ткнув его кулаком в плечо.
- Пошли уже в пещеры, - поторопил Хаг. – Нари неженка, мы её заморозим сейчас, а ей нельзя.
Тепло согрело сердце от такой заботы. И оно стало болеть чуть меньше.
Оно теперь постоянно болело. Я снова вспомнила те мучительные времена, когда эта отравленная игла под рёбрами была со мной всегда.
- Сейчас! Одну минутку, - проговорила я. – Так хочется ещё хоть немного подышать свободным воздухом тут, под открытым небом. В пещерах я задыхаюсь.
Я подошла к иссушенному, кривому деревцу, притулившемуся возле соседнего скального пика. Оно было скрюченное, без единого листка, очень несчастное. Голые сучья трепетали на пронизывающем ветру. Невыносимое зрелище.