Подаюсь вперёд и нежно касаюсь губами тугой кожи – там, над сердцем, где так часто и гулко колотится пульс.
Он выдыхает через стиснутые зубы. Закрывает глаза.
Кладу ладони ему на грудь. Глажу осторожно и робко. Не прекращая целовать. Вдоль ключицы. Чуть ниже. Пьянея от солоноватого вкуса кожи. Дыхание моего мужчины становится хриплым, рваным.
- Тебе хорошо? – возвращаю я вопрос с лукавой улыбкой. Ничего не могу с собой поделать – мне хочется улыбаться, шутить, быть шаловливым ребёнком, немножко поддеть этого сурового и брутального мужчину, чтобы перестал быть таким убийственно-серьёзным. – Нам ещё не пора остановиться, как думаешь?
- Смерти моей хочешь, - пробормотал Фенрир.
И вдруг перестал быть неподвижным истуканом.
Схватил меня за талию и дёрнул к себе.
- Ой… - смущённо пробормотала я. Всем телом, наполовину раздетым, впечатываясь в напряжённое как камень мужское тело. Тоже, между прочим, не сильно-то одетое.
- Вот тебе и ой, - строго отвечает Фенрир, прожигая меня взглядом с высоты своего роста. Обнимает обеими руками крепко-накрепко. Прижимает так крепко и откровенно, что красней-не красней, уже бесполезно. – Что с этим делать будем, м-м? Дохулиганилась?
Моё сердечко несётся вскачь, как сумасшедший заяц, которого оглоблей промеж ушей огрели.
Пока моё тело жадно впитывает в себя через кожу расплавленный жар чужого тела.
- Я-то откуда знаю? – шепчу, давя улыбку. Любуясь своим мужчиной через ресницы. – Ты у нас будущий муж, ты и скажи!
Он медлит с ответом ровно два такта сердцебиения.
А потом его напряжённое лицо как-то расслабляется.
И на губах появляется тёплая улыбка, от которой на душе становится так радостно, как будто взошло солнце.
- Счастье ты моё! Так долго мучался, искал, думал – как это будет, какая она окажется, как подойти, когда найду… как завоёвывать стану, какие слова найти, чтоб убедить, что со мной будет лучше всего, чтоб удержать… а вот теперь держу тебя в руках, в глаза твои смотрю, и кажется, всю жизнь знал. Как будто на самом деле всё просто и легко. Не надо ничего доказывать. Просто быть. Веришь?
- Верю! – широко улыбнулась я в ответ, больше тоже не пряча счастливой улыбки, которая рвалась откуда-то из глубины моего существа. – И не надо мне лишних слов, я и так…
- Пра-авильно, - кивнул Волк, сверкнув клыком. – Меньше слов – больше дела, я считаю!
Азартно оглядел меня всю.
- Как-то тут многовато тряпок осталось. Не согласна?
Я не нашлась с ответом.
Густо покраснев, уткнулась лицом ему в грудь. Обняла за шею. И затихла. Доверяясь полностью. Доверяясь без остатка.
Благодарный поцелуй мне в висок.
Горячие ладони нежно погладили мою обнажённую спину, рассыпая ворох мурашек.
А потом неторопливо двинулись ниже.
Глава 26
Глава 26
Как будто каждый нерв обнажён и на пределе.
Уткнувшись лицом в грудь Фенриру, напряжённо прислушиваюсь к ощущениям. Слежу за тем, что станут делать нетерпеливые пальцы. Он мог бы разорвать остатки платья на мне одним движением, столько силы в его руках. Но старается осторожно.
Вот получается, правда, с трудом. Трещат нитки. Он чертыхается себе под нос и прекращает тянуть с моей талии платье вниз. Пальцы замирают на моей пояснице.
- Как эта хрень тут снимается? – бормочет Фенрир мне в волосы. Я нервно усмехаюсь. Меня разрывает на части от волнения и в то же время предвкушения. Кожа горит и требует ещё прикосновений. Прямо сейчас их преступно много достаётся моему платью, и мне хочется это исправить.
Молча тянусь себе за спину, наощупь нахожу его ладонь и перекладываю себе на бок, где косточка правого бедра. Там застёжка.
- Это не платье, а пыточный инструмент, - вздыхает Фенрир. Пытается аккуратно нащупать крючки.
- Предполагалось, что я сама его буду снимать, - смущённо поясняю я. И от этих слов краснею ещё больше. – Если порвёшь, мне будет не в чем ехать дальше.
Фенрир усмехается.
- По дороге в Гримгост полно поселений. Найдём, где купить тебе всё необходимое. Чем дальше на север, тем холоднее. Тебе в любом случае в этом нельзя, - в его голосе предвкушение. Нитки, которыми пришиты крючки, жалобно трещат.
Я приподнимаю голову и смотрю в его бесстыжие глаза.
- Это не повод рвать моё платье! Или я в эти твои «селения» должна раздетой въезжать, на тебе верхом?
Угрызений совести в серебряном взгляде не видно. Лукавые искры вспыхивают ярче.