Глава 3
Нари
Рассвет встречаю, задумчиво сидя за мольбертом.
Солнце золотит край небосвода. Птицы поют так, словно сегодня последний день их жизни.
Какая ирония. Потому что для меня каждый день может стать таким.
Яркий утренний свет проникает в окно и ложится на мой рисунок таким радостным сиянием, что это кажется кощунственным для этого рисунка. Морщусь, встаю с места и решительно задёргиваю шторы. Иду обратно. Вот так лучше.
Ни мне, ни этому Волку не идёт яркий свет. Уж лучше ночью, когда все спят. Днём приходится снова надевать маску и улыбаться, чтобы не тревожить близких. Я никому не рассказывала о своём сне. И о том, из-за чего не сплю ночами. Родителям и так из-за меня достаётся, я знаю, как сильно они переживают обо мне.
Снова смешиваю краски и пытаюсь получить нужный оттенок серебряной шкуры. Мазки краски ложатся неуверенно и как-то криво… опять. Мне совершенно не нравится.
Я написала уже столько картин, что ими уставлены и увешаны все стены моей комнаты, из которой я почти не выхожу. Я прожила столько жизней и столько сюжетов, что их хватило бы на несколько человек – потому что полёт моей фантазии, это единственное, что спасает в моём вынужденном заточении.
Впервые такое, что рука не слушается. А ведь именно эту картину мне хочется написать хорошо, никогда сильнее ничего не хотела! Как будто, если я её нарисую, смогу приручить этого Волка, и он обретёт, наконец, покой в моих руках.
И вот такая неудача, раз за разом.
Бросаю кисть. Снова выходит полная ерунда.
Боль растекается по сердцу, я тру под грудью и уговаривают сердечко успокоиться и не колотиться так сильно.
Не хватало ещё коньки отбросить из-за сна.
Какая глупая была бы причина.
О моей болезни впервые узнали, когда мне было три года. Родители взяли меня с собой для очень важного и ответственного дела – выбирать моего собственного котёнка снежного барса. У каждого ребёнка Вождя Таарна по традиции должен быть собственный барс. Эти величественные звери – на гербе нашего Клана. Они для нас лучшие друзья, помощники, верные ездовые животные, охотники, защитники… няньки для детей.
Мы пришли в огромное деревянное строение, где спят и отдыхают наши барсы. Там как раз недавно одна кошка родила котят. Их было столько, и они были такие милые… я разволновалась, не знала, какого выбрать.
И упала в обморок.
Меня показали нашему друиду, Гордевиду. Он долго осматривал меня, хмурился. Мерял пульс. Прикладывал ухо к груди. А потом сказал родителям, как есть. Мама потом долго плакала, пыталась скрыть от меня слёзы, но я всё замечала. Она до сих пор иногда плачет по ночам, я вижу её красные глаза. Но для меня у неё всегда только улыбки. У отца был такой вид, словно ему хочется разобрать горы Таарна по камушку. Но что тут сделаешь? Даже у самых сильных бывают вещи, которые вне их власти.
Гордевид сказал, что мое сердце нужно беречь, как хрустальное.
Мне ни в коем случае нельзя волноваться, переживать, нервничать.
Нельзя быстро бегать. Нельзя танцевать. Нельзя вообще ничего.
Запрет на танцы меня особенно огорчил, потому что танцевать я любила. Не понимала, почему во время танца иногда становится так больно и трудно дышать. Но ничего не говорила никому, потому что стеснялась. И вот теперь – такой обидный запрет…
Барса в итоге мне так и не подарили. Слишком сильные эмоции во мне вызывали животные с самого детства, особенно большие и пушистые. Так что у меня единственной из всех семерых детей Вождя не было своего… А, ну потом ещё родилась моя самая младшая сестра, Мирей, и у неё тоже не было. Но по другой причине. Она родилась с удивительным даром, способностью к перемещениям в пространстве, так что ей самой ездовое животное было без надобности. К счастью, сестрёнка родилась абсолютно здоровой, как и мои пятеро братьев – трое старших и два младших, близнецы.
И только мне так не повезло. Почему?
К тому же я одна из всех потомков Вождя всех вождей Арна, правителя всей нашей огромной горной страны, и могущественной волшебницы Мэй родилась вообще без каких-либо магических способностей. Наверное, моё тело так защищало себя и экономило энергию, которая была нужна для выживания.
Гордевид сказал, что не знает, сколько я проживу. Может, день, может, два, может много-много лет. Всё будет зависеть от моего сердца и того, как бережно я стану с ним обращаться.
Поэтому с того дня моя жизнь превратилась в сплошную череду запретов.
Я почти всё время проводила дома. Иногда отец уводил меня в лес на прогулку, чаще всего по ночам, чтоб меньше был риск встретиться с посторонними людьми. Чужие были особенно под запретом.