Вся эта ситуация меня уже изрядно достала: чтобы у Бушуева не произошло, я у него каждый раз крайняя!
— Ох, Варя! Лучше молчи! — мгновенно оказавшись рядом, прошептал он мне на ухо, и по телу побежали мурашки.
Дима явно давненько тут сидел в компании графина: его ориентации в кромешной темноте позавидовал бы самый лихой дворовый кот. Руки Бушуева безошибочно обхватили меня и притянули к себе. Сквозь тонкую ткань халата я ощутила жар твёрдой мужской груди. Горячие губы коснулись мочки уха:
— Молчи и слушай! Я устал, Варя, очень устал от вранья! — Дима с шумом втянул воздух носом. — Как же, блядь, меня бесит твой запах! У меня от него мысли путаются! Могу думать только о том, как член окажется у тебя между ног!
Говоря всё это, он ласково поглаживал мой живот, обводил пальцами линию рёбер, словно специально не поднимаясь выше. На последних словах он болезненно впился пальцами в кожу:
— Хочу тебя уничтожить, стереть, как грязь с ботинок, и не могу! Внутри постоянные сомнения, глупые надежды, что ты не причём! — Дима нежно провёл пальцами по ложбинке между грудей. — И каждый раз убеждаюсь, что подозрения оправданы! Что ты каждое моё слово докладываешь этому козлу! — пальцы скользнули к шее и легонько её сжали. — Да, Варя? Каждое слово?
Бушуев пьяно рассмеялся, вторая рука проникла под ночную рубашку, стискивая бедро:
— Об этом ты ему тоже говоришь? Он знает, сколько раз подряд ты кончаешь подо мной? — рука пробралась выше и нетерпеливо скользнула ко мне в трусики. — Даю тебе последний шанс признаться! — пальцы грубо приласкали нежную плоть и устремились внутрь. — Как давно ты работаешь на Артура Мингирова?
Чёрт! Как же все эти слова не совпадали с моими ощущениями! Как мне хотелось, чтобы он заткнулся и, наконец, поцеловал мои дрожащие от возбуждения губы! Нет, даже не поцеловал, а нагло смял их своим напористым ртом и проник ненасытным языком внутрь, даря новые волны электричества, пронизывающие тело острым неутолимым желанием.
Сознательная и рассудительная часть меня злилась, осуждала саму себя, презирала и ненавидела, эта часть кричала о том, что я не уважаю себя и готова терпеть любые оскорбления лишь бы получить новую дозу ярких ощущений. Я была с ней согласна, но…
Животная, чувственная «я» не слышала обидных слов, закрывала глаза на глупые обвинения и летела, словно мотылёк на вожделенный огонь, неслась во мрак, в пропасть. Эта часть моей души готова была, как привязанная следовать за своим мучителем, лишь бы он вновь посмотрел жадным взглядом, коснулся там, где скрыто сокровенное, зарычал, содрогаясь от накрывшего обоих наслаждения.
— Не молчи, Варя, — жёстко повторил Бушуев, — и лучше бы тебе во всём сознаться.
В противовес суровым словам пальцы Димы двигались во мне медленно и нежно, он больше не сдавливал мою шею, а ласкал грудь, перекатывая между пальцами острый сосок:
— Как же вышло, что за одну ночь ты так впилась в меня, — он сильно сжал сосок, и я вскрикнула, — как репей в бездомную собаку. Не отделаться!
От неожиданной боли все остальные ощущения обострились, пальцы Димы перестали нежничать и задвигались внутри меня быстрее. Я чувствовала, что оргазм вот-вот накроет с головой, но Бушуев вдруг остановился и убрал руку:
— Я жду, Варя! — рявкнул он мне в ухо.
Неудовлетворённое желание неприятно отрезвило, и я дёрнулась, пытаясь вырваться из Диминых рук:
— Я повторяю в последний раз: до вечера пятницы я ни разу не видела Мингирова! — захотелось хоть чем-то задеть Бушуева. — Поверь, я бы такого мужчину не забыла.
Видимо, я перестаралась, потому что Дима позволил мне не только отодвинуться, но даже сделать несколько шагов в сторону арки. Всё это происходило в гробовой тишине.
— Не забыла, говоришь? — полным ярости голосом, спросил он.
От его тона внутри всё задрожало, захотелось оказаться в выделенной мне спальне и запереть дверь.
— Д-да, — неуверенно отозвалась я и сделала ещё один шаг к коридору.
Бушуев мгновенно очутился рядом и, схватив меня за руку, потянул к себе:
— А меня? Меня ты забудешь? — впечатывая в твёрдую грудь, спросил он. — Забудешь то, что сейчас происходит между нами? — обдавая меня запахом алкоголя, прошептал он мне в губы и накрыл их в жадном поцелуе.
Всё внутри затрепетало, устремилось навстречу этому неистовому порабощающему поцелую. Дима будто хотел навсегда отпечататься в моей памяти, безжалостно поглощая мою душу, выжигая все остальные воспоминания своими жадными губами.