-Брат мой, я так рада видеть тебя. Но в то же время меня разрывает от страха и ужаса,- прошептала я, но услышали все.
Брат стиснул меня до хруста в костях. Взгляд его был направлен на стражников.
-Кто-то из них обидел тебя?- нежно спросил он. Долго сдерживаемые слезы нашли выход в самой подходящей ситуации. Я захныкала, ошарашив Дурмана, который редко видел меня в слезах.
-Тот, что со шрамом, хотел залезть мне под юбку, чтобы проверить, не являюсь ли я падшей женщиной. А второй назвал плебейкой и не вмешался, когда моей чести угрожала опасность.
-Ваше высочество,- выступил Маркус.
-Молчать,- рыкнул Дурман.- Лили, милая, скажи, что сделать твоему брату, чтобы остановить твои слезы.
Дурман был моим главным защитником и главным мучителем. С одной стороны, он не щадил тех, кто вредил мне, с того самого момента, как повзрослел достаточно, чтобы мной увлечься. С другой стороны, именно он самым жестоким образом разбирался с моими привязанностями: так было с подвешенным за кишки щенком и лишенной языка служанкой. Я была рада, что Полынь, а не он, узнала о Диве и Али первой. Если бы это был Дурман, расправа над детьми была бы куда более жестокой и изщренной. Он не любил, когда кто-то помимо него отражался в моих глазах. Поэтому жаловаться брату на смерть ни в чем не повинных детей было бессмысленно.
Но гнев и горе требовали освобождения. Я сгорала в аду этих эмоций и отчаянно желала, чтобы кто-то за это ответил.
-Он трогал меня своими руками,- пролепетала я, дрожащим пальцем указывая на бледного стражника, имени которого я уже никогда не узнаю.
Он тут же упал на колени. Лицо его было бледным полотном.
-Ваше высочество...!
Два мгновения. Столько понадобилось, чтобы две его руки были безжалостно отсечены.
-Что ещё?- спросил Дурман ободряющим тоном.
-Он говорил мне мерзкие вещи.
Язык его прожил несколько дольше, но в итоге все равно был отсечен. Я не смотрела на это жалкое подобие прежде самоуверенного мужчины, наблюдая за реакцией Маркуса, чью судьбу мне ещё предстояло решить. Он стоял смирно, лишь бледность и подрагивающая нижняя губа выдавали его состояние.
-Что ещё?- прошептал принц у самого моего уха. Его тёплое дыхание отдавало дыней и имбирём.
-Его чресла,- прошептала я, перекатывая каждый слог на языке.- Упирались в меня.
Меня начало трясти. Тому причиной было разрываемое от ярости тело Дурмана, который окружил меня подобно питону, оплетающему свою жертву.
Отчаянное мычание и крики утопающего в слезах, моче и крови изуродованного стражника не вызывали во мне сочувствия. Удивления или интереса тем более, так как такая картина не была для нашего двора редкостью.
Что было редкостью, так это удивительная невозмутимость Маркуса. Пока другого мужчину лишали самого хрупкого и незащищённого, что было в его жизни, он не сдвинулся с места. Не открыл своего рта. И даже не посмотрел на меня с мольбой во взгляде.
Я узнала эту реакцию. Улыбка натянула мои губы до предела. Я вспомнила, почему хранила его имя в своей голове. Его волосы. Его лицо. Я вспомнила, что были мгновения, когда он не был угрюм и безучастен. Когда он не притворялся образцовым стражником.
-А знаешь, что самое страшное во все этом, брат мой?- спросила я спокойно. Слезы остановились, сердце успокоилось.
Ты утолила свой голод, перестань.
Недостаточно.
-Что, моя сестра?
-Что вон тот человек, у которого есть драгоценная младшая сестра, и не подумал, что я тоже чья-то сестра.
Вот она. Привязанность. Готовность пожертвовать собой ради другого человека. Маркус упал на колени, впиваясь в меня своими расширившимися в неверии глазами. Никому нет дела до простых людей, кроме меня. И сейчас это сыграло с этим человеком роковую шутку. То, что меня в нем единожды восхитило, сейчас было тем, что толкнуло меня за ту грань, где добро соседствовало со злом.
-Принцесса, умоляю...
Я отвела свой взгляд и посмотрела на Дурмана. Различные идеи сменялись в его голове. Он был жесток ко всем, чужие сёстры не были исключением. Но когда дело касалось меня, его собственности, правила и законы морали в его голове резко становились сакрально важными. Поэтому мои слова он принял очень близко к сердцу.
-Моя бедная, бедная Лили,- пробормотал он, поглаживая прядь возле моего уха.- Столкнуться с таким бессердечием и злом столь хрупкому созданию - как я мог позволить подобному случиться. Он поманил пальцем стоявшего в тени человека.