Подхожу к полке. Раньше я обожала этот снимок. Теперь твоя улыбка кажется мне гримасой — зная, что ты совершил. Что я позволила тебе совершить.
Тянусь к подставке с ручками. И одновременно — к фотографии. Кровь стучит в висках.
Успею ли убрать её, прежде чем он заметит?
Громкий хлопок разносится по кабинету, когда рамка падает лицом вниз на деревянную полку.
Глеб мгновенно вскакивает.
— Всё в порядке? Помочь?
Он делает шаг ко мне — к той самой фотографии, которую я только что «случайно» смахнула.
Я отмахиваюсь:
— Всё хорошо, спасибо. Мне очень жаль, что я прервала. Расскажите о своей семье.
Он нерешительно опускается на диван, будто борясь между вежливостью и моей просьбой.
Мне нравится эта его черта.
Устраиваюсь в кресле, изображая тёплую улыбку:
— Пожалуйста, продолжайте.
После паузы он снова погружается в рассказ. Глеб сразу берёт быка за рога — говорит о вещах, которые я уже знаю. Как его жену и ребёнка сбили насмерть.
Но он делится и неизвестными мне деталями:
— Дочь была слабослышащей, носила аппараты. Жена — из состоятельной семьи…
Я слушаю, заворожённая, но когда речь заходит о похоронах, ловлю себя на мысли — упомянет ли он место их погребения?
Нет.
И спросить невозможно.
Я исписываю страницу заметками, зная, что буду перечитывать их сегодня сто раз. Стараюсь запомнить каждую его эмоцию, каждое изменение в тёплых глазах.
И вдруг жалею, что не записываю сеансы.
Одновременно понимаю — моё поведение далеко от профессионального. Принять его как пациента (а я это уже сделала) — морально неправильно.
И ещё один повод, из-за которого у меня могут возникнуть проблемы с медкомиссией. Но будто сама Вселенная хочет, чтобы я исправила ошибки.
Или…
Мысль возвращается снова:
А если это не совпадение?
Если он появляется в моей жизни не просто так?
Я ёрзаю в кресле, представляя возможные причины.
Но ведь это я начала следить за ним .
— Что Вы думаете? — внезапно спрашивает Глеб.
Затянувшаяся пауза.
Я не слушала. Утонула в своих мыслях, пропустив последние его слова.
— Думаю… — включаю терапевтический режим, вспоминая стандартные фразы для таких случаев, которые я повторяю своим пациентам на протяжении многих лет, — Вы столкнулись с чем-то, что глубоко задело Вваше подсознание.
Он наклоняет голову, изучая меня, и меня охватывает паника — вдруг я сказала не то, что моя реакция на всё, что он говорил, неуместна.
Но в конце концов он кивает.
— Да, наверное, Вы правы. Моя сестра считает, что я так и не пережил их потерю. И теперь это накрывает меня — отсюда бессонница.
Вспоминаю его улыбки, смех, счастье , которые наблюдала все эти месяцы. Всё это было ширмой.
— Вполне возможно. А что думаете Вы?
— Не уверен, — он потирает лицо ладонью, и этот жест кажется таким несвойственным ему — обычно собранному, уверенному. Как трещина в броне, и мне хочется заглянуть в неё — понять, что скрывается под ней, чтобы я могла помочь.
— Я должен был быть с ними той ночью. Но не был. Я…
Тяжёлая пауза. Его пальцы сжимаются, и я замечаю блеск обручального кольца — впервые за всё время наблюдений. Я никогда раньше не видела, чтобы он его носил, и уверена, что смотрела.
— Мне очень стыдно, — заключает он.
В этот момент раздаётся сигнал таймера.
Больше всего на свете хочется выключить его, попросить продолжать. Но настоящий терапевт так не поступит.
Это извращенная часть меня хочет так поступать, но я не могу позволить себе опуститься до такого уровня. Я должна сохранять профессиональный облик, несмотря ни на что. В конце концов, он мой пациент.
— Думаю, мы оставим чувство вины до следующего сеанса— улыбается Глеб.
И эта улыбка кажется искренней.
Хотя…
М ожет быть, он всё это время меня обманывал .
Слишком много «возможно».
Возможно, он действительно несчастен.
Возможно, ему совсем нелегко.
Возможно, ему и правда нужна профессиональная помощь.
Возможно, у нас куда больше общего, чем я могла предположить.
Возможно, он знает, кто я.
А может… и нет .
— Да, это прекрасное решение, Глеб. Я очень рада, что Вы решили обратиться за помощью. Было приятно познакомиться.
Я встаю и провожаю его к двери. Мне хочется сказать ему, чтобы он немедленно записался на следующий сеанс — чем раньше, тем лучше.
Но я сдерживаюсь.
— Послушайте… — он задерживается в дверном проёме, оборачивается и пристально смотрит на меня, слегка нахмурившись. — Мы… раньше не встречались?
Я отвечаю слишком быстро. Слишком .
— Нет, вряд ли.
Сердце бешено колотится. И всё же… странное удовольствие пробегает по коже: что-то обо мне засело у него в памяти.
Глеб пожимает плечами и переступает порог.
— Что-то в Вас кажется знакомым. Наверняка потом вспомню.
Когда он уходит, я прижимаюсь лбом к двери.
Боже, надеюсь, что нет.
Глава 15
Сейчас
Моя нога нервно подрагивает в такт тиканью часов.
Эта привычка появилась ещё в мединституте — так моё тело реагировало на экзаменационный стресс. Но я не позволяла себе этого годами.
Ирония? На похоронах мужа — человека, которого считала любовью всей жизни — моя нога оставалась неподвижной. Не дрогнула ни разу во время допросов в полиции. Не замерла даже когда я обнаружила пропажу очередного рецептурного бланка из своего стола.
А сейчас, в ожидании второго сеанса с… особым пациентом, моя коленка будто сошла с ума. Что это говорит обо мне как о враче? Как о вдове?
Ещё не поздно отменить приём.
Я должна была сделать это неделю назад. Чертовски часто об этом думала. Даже написала Софе письмо с просьбой передать Глеба другому специалисту.
Но так и не нажала «Отправить».
Разве не мой долг — помочь ему пережить потерю? Он нуждается во мне.
Это непрофессионально.
Наверняка меня лишат лицензии.
Точнее, точно лишат.
Если узнают…
Дверь в приёмной скрипит. Нога мгновенно замирает.
Голос Глеба громкий и бархатистый, доносится из коридора. И всё, что копилось во мне неделю — тревога, страх, сомнения — внезапно переплавилось в нечто иное.
Оживление.
Эти чувства так похожи: кровь стучит в висках, ладони потеют, кожа будто содрогается от каждого звука.
Но я чувствую себя живой .
Чертовски.
Живой.
Как будто падаю с высоты, раскинув руки навстречу ветру, и не знаю — раскроется ли парашют.
Может, я разобьюсь о землю на скорости в двести километров в час, словно жалкая мошка.
Но сейчас, сидя на краю самолета, свесив ноги в пустоту и готовясь к свободному падению, я ловлю себя на мысли — мне не терпится шагнуть вниз.
Тук-тук.
Софа приоткрывает дверь:
— Твоя двенадцатичасовая запись пришла. Я сбегаю в кафе за кофе — тебе что-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
Кто может думать о еде, стоя на краю пропасти?
Она заходит в кабинет, прикрывает дверь и шепчет, игриво приподнимая брови:
— Твой новый пациент чертовски сексуален. Не мой типаж, но в нём есть что-то…
О да, в нем определенно есть «что-то».
Прочищаю горло.
— Пригласи его, пожалуйста, когда выйдешь.
— Конечно.
Через мгновение в дверях появляется Глеб. Его улыбка обезоруживает:
— Говорят, ты готова принять меня?
Моё сердце бешено колотится с той самой первой встречи. Но сейчас оно будто вырывается из грудной клетки. Мне страшно.
Нужно отменить сеанс. Сослаться на болезнь.