— Так что же привело Вас ко мне сегодня?
Анна замирает, словно собираясь с духом.
— Эм… Это довольно неловко.
— Я слышала всё, что только можно, Анна. Я здесь не для того, чтобы судить Вас. Я здесь, чтобы помочь.
Она медленно кивает и выпрямляется на стуле.
— Хорошо. Видите ли, у меня… не очень хорошая история отношений с мужчинами. Мой отец никогда не был рядом. Моя соседка думает, что дело в этом, — её взгляд на секунду встречается с моим — зелёные глаза с золотистыми вкраплениями — будто ищет подтверждения своей теории.
— Расскажите подробнее.
— Я… у меня всегда есть парень. И мне это нравится, — её голос ускоряется. — То есть мне нравится быть с кем-то. Но моя соседка сказала… что мне стоит сделать перерыв. А я не хочу перерыва. И тогда она сказала, что это ненормально — никогда не быть одной. Хотя бы между… — она замолкает, собираясь с мыслями, поправляя волосы. — И когда я с кем-то, я хочу быть с ним по-настоящему. Я не понимаю полумер. Какой смысл встречаться просто так, если ты знаешь, что хочешь быть с ним? Если вы проводите всё время вместе, почему бы не жить вместе? А если живёте вместе… разве это не знак ? И почему… почему мужчины пугаются этого? Если они сами предлагают мне переехать… — её голос затихает, и я жду, давая ей время собраться с мыслями.
— А потом они просто обрывают отношения, и это неправильно, — она продолжает, её голос дрожит от обиды. — Если ты любишь кого-то, ты не бросаешь его просто так. Мой последний парень, Денис, после двух свиданий сказал, чтобы я подумала, как звучит моё имя с его фамилией! Всего два свидания!
Теперь она смотрит на меня прямо, полностью увлечённая своей историей, забыв о первоначальной застенчивости.
— Я решила, что он настроен серьёзно, а потом он вдруг пишет, что ему нужно «пространство». Поэтому я пришла к нему на работу — это же совершенно нормально, верно? Но он…
Ещё одна пауза. Ещё один глубокий вдох. Её французский маникюр впивается в обивку дивана.
— Он назвал меня психопаткой. Оформил судебный приказ на запрет приближаться к нему. Это он сказал примерить его фамилию! Это он ненормальный, а не я. Он испугался обязательств и просто… — и снова ее голос затихает.
Чувствую, как учащается моё собственное сердцебиение.
— Но я не могу его отпустить, — её шёпот звучит жутко в тишине кабинета.
— Что Вы имеете в виду?
У меня уже записано с десяток вопросов, но я не знаю, с чего начать. Она не первый мой пациент, страдающий от разбитого сердца. Но здесь что-то другое. Я хочу, чтобы она продолжала говорить, продолжать объяснять.
— Мне нельзя приближаться к нему. Но… я знаю, мы предназначены друг для друга.
Холодок пробегает по моей спине. Молча киваю, побуждая её продолжать.
— Я создала фейковый аккаунт и слежу за ним. И иногда я… — она резко обрывается. — Это останется между нами, да?
— Разумеется.
— Хорошо, — она делает глубокий вдох. — Иногда… слежу за ним в реальности. Знаю, что не должна. Но вдруг ему понадобится помощь? Например, в прошлые выходные он был в баре с братом — они же могут перебрать. Я должна была убедиться, что он добрался домой.
Её глаза ищут моё одобрение.
— Вы же понимаете? Я просто хочу знать, что с ним всё в порядке.
Она хочет услышать, что это всё — нормально.
Но это ненормально.
Её поведение выходит за все мыслимые границы нормы. Типичные признаки глубокой психологической травмы — возможно, следствие жестокого обращения или тотального пренебрежения в детстве. Такие симптомы часто указывают на недиагностированное ПТСР или пограничное расстройство личности.
Но больше всего тревожит резкая смена аффекта: только что передо мной сидела застенчивая, робкая девушка — а теперь её глаза горят фанатичным блеском, пальцы судорожно сжимают подлокотники кресла, и каждая клеточка её существа жаждет одного — моего одобрения.
И самое ужасное…
В голове всплывают мои собственные поступки. Я следила за Глебом. Преследовала его в соцсетях. Часами сидела у его работы, ожидая, когда он выйдет. Искала могилы его жены и дочери.
И ведь я — его хренов терапевт.
Чем я отличаюсь от Анны?
Ничем.
— Я даже создала фальшивый аккаунт и написала ему, — продолжает она, и её голос дрожит от мучительной смеси обиды и одержимости. — Просто чтобы проверить, правду ли он говорит. Утверждал, что ему нужно пространство, что он не готов к отношениям. А я хотела узнать — лжёт ли он мне?
Отрываюсь от записей, чувствуя, как холодеет кожа. Её голос изменился — сквозь разочарование пришла боль.
Разве я не делала то же самое?
Когда Глеб упомянул, что зарегистрирован в приложении для знакомств, я потратила полдня, лихорадочно пролистывая профили в надежде найти его.
К счастью, безуспешно.
А потом появился Марк — стабильный и безопасный Марк, заполнивший пустоту, о которой я даже не подозревала.
Но ведь я начала спускаться в ту же кроличью нору, что и Анна, так ведь?
Нет, это не одно и то же, — пытаюсь убедить себя.
Глеб — не бывший парень, за которым я одержимо слежу.
Но, возможно, мои действия были даже хуже.
Ведь технически я — терапевт, преследующий собственного пациента.
Анна плачет и тянется за коробкой с салфетками. Вспоминаю себя в кабинете доктора Аверина — признающуюся в вещах, не так уж отличающихся от её откровений.
Но я остановилась.
Правда.
Я сделала выбор, прекратила это и теперь справилась. Мне стоит предложить Марку встретиться за кофе или коктейлем. Я могу двигаться дальше. Должна двигаться дальше.
И все же мой взгляд скользит к распечатанному расписанию на завтра.
Глеб Соловьёв
Его имя всё ещё там.
Я не отменила сеанс, хотя обещала доктору Аверину, что сделаю это.
Смотрю на Анну и задаюсь вопросом: имею ли я право быть её терапевтом, если сама едва ли справляюсь лучше неё?
Глава 18
Сейчас
Марк : Хочешь сходить на свидание со мной в пятницу вечером?
Сердце замирает на болезненной ноте. Свидание. Последний раз я слышала это слово в совершенно другой жизни — когда Андрей впервые пригласил меня в тот маленький итальянский ресторанчик у реки.
Реальность сжимает горло ледяными пальцами, хотя я сама вела к этому — ежедневные переписки, смешные мемы, признания в любви к одним и тем же книгам.
Что я вообще ожидала?
Мы с Марком переписываемся без остановки с тех пор, как я вернулась из офиса домой. Но сейчас пальцы замерли над экраном.
Мне нужно вино. Много вина. Открываю холодильник, хватаю недопитую бутылку каберне — ту самую, что купила в порыве «новой жизни». Бокал наполняю до краев, будто это не напиток, а жидкое мужество. Пятнадцать минут спустя телефон вибрирует, заставляя меня вздрогнуть.
Марк : Ты исчезла. Я тебя напугал?
Губы сами растягиваются в грустной улыбке. Он чувствует моё молчание сквозь экран. После той исповеди у Ильи правда стала моим новым наркотиком.
Марина : Прости. Я… Я не была на свиданиях с тех пор, как…
Не могу дописать.
Марк : Понимаю. Моё первое свидание было худшим. Не буду давить — скажи, когда будешь готова.
Плечи расслабляются сами собой. Это именно то, что мне нравится в Марке. У нас так много общего. Мы оба врачи. Оба потеряли своих супругов, когда нам было немного за тридцать, хотя с тех пор, как умерла его жена, прошло восемь лет, и обстоятельства были не такими зловещими, как у меня. Рак молочной железы.
Телефон снова вибрирует.
Марк : Хочешь услышать, как я опозорился на том свидании?
Я улыбаюсь.
Марина : Давай .
Марк : Познакомился с женщиной в приложении. Казалось, есть взаимная симпатия. Три недели копил смелость пригласить её. Пришёл в ресторан заранее. К её приходу мне пришлось оставить пиджак на себе — весь в потных пятнах от волнения.