— Ты хотя бы обзавелся Порше в итоге?
— Моя единственная машина — это вагон метро, — усмехается он. — Но на втором курсе медвуза у моей мамы диагностировали рак поджелудочной. Прогноз был мрачный, и я много занимался исследованиями, пытаясь найти ей клинические испытания и прочее. Пока этим занимался, понял, что мне на самом деле интересна эта область. Она умерла на следующий день после моего выпуска. Это заставило меня осознать, что жизнь коротка, и я шёл в пластику только ради денег. Поэтому я сменил направление и занялся тем, что почувствовал правильным.
— Мне очень жаль, что так случилось с твоей мамой. Но, кажется, она привела тебя к тому, что приносит тебе счастье, и это прекрасно. — Говорю это искренне, чувствуя некую связь с его историей потери.
— Спасибо. Мне нравится так думать, — Марк отпивает вино и поднимает подбородок. — Так почему всё-таки психиатрия?
— Мне нравится её разнообразие. Кардиолог лечит, по сути, одно и то же на протяжении большей части своей карьеры. Конечно, новые методы лечения и процедуры двигают медицину вперёд, и это всегда интересно. Но мне понравилось, что пациенты с ментальными расстройствами все такие разные, с разнообразными диагнозами. К тому же, во время клинических ротаций я спрашивала каждого ординатора, с которым работала, порекомендовал бы он свою область. Почти во всех специальностях только около сорока процентов отвечали «да» по разным причинам. Но сто процентов психиатров отвечали «да», и обычно с улыбкой.
— Держу пари, у тебя бывают интересные пациенты.
Мои мысли автоматически устремляются к Глебу Соловьёву. Мой личный самый интересный и самый опасный случай. Но я подавляю эти мысли, как будто запихиваю их обратно в тёмный ящик сознания, и заставляю себя смотреть через стол на Марка, а не глазеть на дверь, ища знакомый силуэт.
Следующий час Марк и я проводим за вкусным ужином, разговаривая. Помимо медицины и потери супругов, у нас оказываются и другие общие интересы. Мы оба левши, обожаем психологические триллеры, предпочитаем холодные направления для отпуска тёплым, и, как ни странно, наши бабушки и дедушки были огромными фанатами Высоцкого, что сделало фанатами и нас. После ужина мы стоим на улице перед рестораном. Московский воздух уже по-ноябрьски промозглый и кусачий.
— Ну, как тебе? — спрашивает Марк, его дыхание лёгким облачком пара растворяется в воздухе.
— Ужин? Было очень вкусно.
Он улыбается.
— Нет, я имел в виду твое первое свидание за десять лет.
— Ох, — смеюсь, чувствуя, как напряжение последних часов немного отпускает. — Мне очень понравилось. Спасибо тебе.
Но тут меня охватывает ощущение. Такое, от которого встают дыбом волоски на затылке, потому что ты абсолютно уверен — кто-то смотрит. Мои глаза рыскают по улице, пока не натыкаются на фигуру в конце квартала. Уже темно, поэтому видно плохо. Но там определённо стоит человек, прислонившись к зданию. Как только я его замечаю, он натягивает капюшон худи и поворачивается вперёд. Ткань свисает по бокам, так что я не могу разглядеть даже профиль. Но когда в морозный воздух поднимается облачко дыма, мои глаза расширяются.
Это что?..
Глеб однажды покупал сигареты.
Щурюсь, пытаясь рассмотреть получше, но кто бы это ни был, он засовывает руки в карманы, отталкивается от стены и начинает удаляться в противоположном направлении.
Господи, я действительно теряю рассудок. Моя паранойя достигла апогея.
Марк поворачивается и смотрит через плечо, следуя моему взгляду.
— Всё в порядке?
Продолжаю смотреть вслед, наблюдая, как человек сворачивает за ближайший угол и исчезает из виду.
— Эм, да. Прости. Мне показалось, я увидела кого-то знакомого. — Заставляю себя снова сосредоточиться на Марке, сердце бешено колотится, отбивая тревожный ритм где-то под рёбрами. — Прости. Ты что-то говорил?
Марк протягивает руку и берёт мою. Он переплетает наши пальцы и игриво покачивает соединенными ладонями.
— Я пытался набраться смелости, чтобы спросить, не хочешь ли зайти ко мне, посмотреть мою коллекцию Высоцкого и, может быть, выпить по бокалу. Но сколько бы я ни репетировал это в голове, звучит ужасно банально. — Он улыбается, и я вижу, что улыбка у него нервная. — Я просто не хочу, чтобы вечер заканчивался. Это будет всего один бокал вина, обещаю. Понимаю, что для тебя свидания — это что-то новое.
Кто-то кричит в конце квартала — именно в том направлении, куда только что ушёл человек, прислонившийся к зданию. Но через несколько секунд из-за того же угла выныривают двое подростков. Они смеются, перебегая улицу рука об руку. На одном из них худи. Неужели это был он? Просто ребёнок? Хотя сейчас капюшон спущен, и цвет не кажется таким тёмным, как у той фигуры. По крайней мере, мне так думается . Нет, я ошибаюсь. Цвет, скорее всего, тот же. Мой мозг просто играет со мной.
Разве не так?
Когда я наконец отрываюсь от своих навязчивых мыслей и возвращаю внимание к Марку, он улыбается.
— Что скажешь? Один бокал вина, один альбом Высоцкого, и я вызову тебе Яндекс.Такси?
Снова смотрю через его плечо. Улица пуста. Даже подростки исчезли. Придуманного мной преследователя нигде нет. Господи, мне действительно нужно отпустить эту паранойю. Отпустить всё, что связано с моим прошлым.
С Андреем.
С Глебом.
И поскольку нет лучшего способа оставить прошлое позади, чем сделать шаг вперёд, я выдавливаю из себя улыбку.
— Конечно. Я бы хотела.
Глава 27
Сейчас
— Анна, я так рада Вас видеть сегодня. — Вытаскиваю ручку и блокнот, записывая её имя наверху страницы. Она сидит на том же месте на диване, скрестив ноги, в туфлях на высоких каблуках и коротком летнем сарафане, который ей пришлось аккуратно подоткнуть под себя, словно сейчас июль. В очередной раз она одета довольно откровенно — само по себе это нормально. Люди могут выражать себя как хотят. Но день сегодня прохладный, пасмурный, ветер шелестит в едва распустившихся ранневесенних листьях, и ей, должно быть, очень холодно.
— Спасибо, — отвечает она, ссутулившись, вжав плечи. Прижав руки к коленям, Анна изучает книжную полку справа от меня, будто там стоит что-то кроме устаревших, скучных медицинских текстов. Сегодня я старалась сосредоточиться на работе. Держала фокус на своих пациентах, и лишь изредка позволяла мыслям скользнуть к Глебу. Я переписывалась с Марком, флиртовала, отправляла сообщения, полные игривых смайликов. Это ощущалось уютным и тёплым, и я знала, что когда этот сеанс закончится, меня будут ждать его сообщения.
— Как Ваши дела после нашей прошлой встречи? — спрашиваю я.
— Нормально.
Склоняю голову, оставляя тишину, надеясь, что она продолжит. В прошлый раз ей тоже потребовалось время, чтобы раскрыться. Хочу дать ей пространство, чтобы это произошло снова.
— Что-то новое? — наконец произношу, когда проходит целая минута. Анна — одна из моих самых молодых пациенток. Я не работаю с детьми или подростками, поэтому редко встречаю тех, кто не хочет со мной разговаривать. Взрослые приходят на терапию за помощью. Даже если им трудно высказать то, что они действительно хотят сказать, они естественным образом заполняют тишину, говоря о чём-то.
— У меня появился новый парень. — Её глаза сияют при слове «парень». Неприятное чувство проскальзывает внутри меня — она, несомненно, одержима. Мы едва коснулись поверхности того, над чем могли бы работать вместе, но диагнозы проносятся в моей голове, переплетаясь, как спагетти. Ей нужна помощь. Когда-то я бы точно знала, что делать, что сказать, чтобы начать её путь. Теперь этот маленький огонёк неуверенности в себе снова поднимает свою уродливую голову. Но я справлюсь. Я могу это сделать.
— О?
— Ага. Его зовут Степан. Мы познакомились онлайн.
Борюсь, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Нет ничего плохого в знакомстве с партнёром онлайн. Блин, именно так я познакомилась с Марком. Но Анна, кажется, прыгает от одного мужчины к другому. Едва эта мысль проскальзывает в моей голове, как я понимаю, что в последнее время сама не намного лучше. Пока Марк целовал меня, пока его бёдра прижимались к моим, пока его горячее дыхание согревало мою кожу, я думала о Глебе.