Сглатываю комок вины в горле и киваю.
— Да, это тяжёлая неделя.
— Я могу что-нибудь сделать? Почему бы нам не поужинать завтра вечером? Чем-нибудь займи себя. Я могу найти няню.
Заставляю себя улыбнуться.
Она желает мне добра.
— Спасибо. Но у меня уже есть планы с братом.
Ложь.
Какая разница, ещё одна или нет?
— О, хорошо. Ну, по крайней мере, у тебя сегодня только одна запись. — Она делает паузу, прежде чем добавить. — Поскольку господина Соловьёва больше нет в расписании.
Она провоцирует меня поговорить об этом. Я знаю, ей любопытно, что произошло с ним.
Как иначе?
Я дважды просила её отказать ему как пациенту. Вчера, когда она сказала, что дозвонилась до Глеба и отменила запись, она пыталась выведать больше информации. Но я пресекла её попытки.
Дверь в приёмной открывается, давая мне легкую возможность избежать её любопытства на этот раз. Софа оглядывается через плечо на звук закрывающейся двери.
— Должно быть, это госпожа Эпштейн. Поговорим позже.
К счастью для меня, госпожа Эпштейн — одна из моих старейших и самых лёгких пациенток. У неё ОКР, и мы работаем над некоторыми её повторяющимися действиями. Мне удается легко включиться в работу — впервые за несколько дней. Час пролетает быстро, но когда она уходит, я чувствую такую усталость. Думаю, сегодня ночью я, возможно, всё-таки смогу поспать. На самом деле, я могу задремать в Яндекс.Такси по дороге обратно на север Москвы. Достаю сумочку из ящика стола, отсоединяю телефон от зарядки и надеваю дешёвую куртку, которую купила взамен дорогого пальто, которое, вероятно, больше никогда не увижу.
Я уже стою, готова уйти, когда снова стучат в дверь. Софа открывает её после двух стуков. Она тоже в куртке.
— Эм-м… Господин Соловьёв только что вошёл.
Уверена, вся кровь отхлынула от моего лица.
— Я думала, ты отменила его запись?
— Отменила. Он говорит, что ему просто нужно поговорить с тобой минутку. Мне сказать ему, чтобы уходил?
Обдумываю это.
Это решило бы ближайшую проблему. Но общение с Глебом требует игры в шахматы, продумывания на два хода вперёд.
Если я попрошу её отказать ему, будет ли он ждать снаружи здания? Подойдёт ко мне, когда я выйду? Что, если он проследит за мной до моей гостиницы и выяснит, где я остановилась?
Нет.
Нет.
Я не могу этого допустить. Мне нужно хоть как-то контролировать эту игру, которую он, очевидно, ведёт. Поэтому делаю глубокий вдох и выдыхаю.
— Нет, всё в порядке. Я приму его. Можешь проводить.
Софа кивает.
— Хорошо. Но я останусь, пока он не уйдёт.
Впервые я не хочу оставаться наедине с Глебом. Я хочу иметь возможность позвать на помощь, если понадобится. Поэтому киваю в ответ.
— Спасибо.
Софа исчезает и возвращается через минуту. Позади неё возвышается фигура Глеба. Я ненавижу себя за то, что замечаю, как хорошо он выглядит, как лёгкая щетина на лице подчёркивает его сильный подбородок, и как его густые, тёмные ресницы идеально обрамляют его притягательные глаза. Собираю в кулак остатки сил и выдавливаю улыбку.
— Спасибо, Софа.
Глеб ждёт, пока она закроет дверь, прежде чем двинуться с места. Затем он уверенно шагает к дивану и садится. Он широко разводит руки по спинке, словно расслаблен, даже чувствует себя комфортно. Я же чувствую что угодно, только не это. Держусь на расстоянии, стоя за своим креслом, а не сидя в нём, как обычно.
— Здравствуй. — Киваю. — Софа сказала, ты хотел поговорить со мной минутку?
На его губах мелькает тень улыбки. Если бы специально не искали её, большинство людей не заметили бы.
Но я заметила.
— Почему ты отменила мою запись?
Если он собирается вести себя так, будто всё в порядке, то и я буду.
— Ты больше не можешь быть моим пациентом, Глеб. Думаю, ты понимаешь почему.
Он потирает нижнюю губу большим пальцем.
— Хорошо. Но если я больше не пациент, то у нас не должно быть проблем с тем, чтобы видеться. Верно?
— Не думаю, что это хорошая идея.
Взгляд Глеба опускается на мои руки, которыми я держусь за кресло. Сжимаю его так сильно, что костяшки пальцев побелели. В конце концов, его глаза поднимаются и встречаются с моими.
— Пойдём выпьем, поговорим за пределами офиса. Я вижу, тебе тяжело обсуждать это здесь.
Ради собственного рассудка мне нужно знать, что он замышляет. В какую игру он играет. Поэтому, хотя я и знаю, что играю с огнём, киваю.
— «Чёрный Камень» тут рядом, внизу по кварталу, и там обычно тихо. Ресторан с небольшим баром.
Глеб встаёт.
— Веди.
Софа всё ещё сидит за своим столом, когда мы выходим из моего кабинета. Я уже совсем про неё забыла.
— Эм, я провожу господина Соловьёва.
На её лице расцветает озорная улыбка.
— Хорошего вечера.
В моей голове полный сумбур, пока мы идём по кварталу. Я не собираюсь показывать, что знаю, что он знает мою истинную личность, так что придётся придерживаться истории о нарушении правил «врач-пациент».
Смешно, конечно.
Переспать с моим пациентом — это наименьшая из моих забот в данный момент.
В ресторане Глеб отодвигает для меня барный стул, словно он джентльмен и это какое-то свидание. Едва пять часов вечера, так что в баре пусто, кроме нас и бармена. Мы заказываем два бокала вина, но я не притрагиваюсь к своему. Мне нужно быть в здравом уме. Ну, насколько это возможно в эти дни.
— Итак… — говорит Глеб. Он озаряет меня застенчивой улыбкой, и, как ни странно, я бы поклялась, что она искренняя. — Было так плохо? Что ты убежала?
Смотрю вниз в свой бокал с вином и качаю головой.
— Доверие между врачом и пациентом священно. Этого никогда не должно было случиться.
— Но теперь ты не мой врач.
Поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
— Ты следил за мной? В тот вечер… после?
— Что? — Глаза Глеба сужаются. Он отшатывается. Выглядит оскорблённым. — Нет. Очевидно, тебе нужно было пространство. Почему ты спрашиваешь?
Этот мужчина либо лучший лжец на свете, либо говорит правду.
Но как это может быть? Мог ли он подобрать брелок и не знать, кому он принадлежит? Если он нашёл его на улице в тот день, когда мы столкнулись, зачем его оставил?
И все знают цвета хоккейной команды НеваСталь…
Мои мысли прерывает голос. Знакомый женский голос.
— Марина?
Поворачиваюсь и вижу стоящую там Карину. Рядом с ней её муж Артём.
У меня отвисает челюсть.
— Карина…
Она обнимает меня крепко.
— Я так и думала, что это ты.
Артём кивает с грустной улыбкой.
— Привет, Мара.
После приветствий они оба смотрят на Глеба. У меня нет выбора, кроме как представить его — лучшему другу человека, который убил его жену. Мой мир внезапно съёживается так сильно, что мне кажется, я задыхаюсь.
— Это Глеб. — Я не объясняю, кто он, и не называю его фамилию. Чем меньше сказано, тем лучше. — Глеб, это Карина и Артём.
Артём Ковтун даже более известен, чем был Андрей. Любой, кто смотрел хоккейный матч твоей команды, узнал бы его. Но Глеб не дрогнул. Он встаёт, и мужчины пожимают друг другу руки.
— Приятно познакомиться.
— Я всё собиралась тебе позвонить, — говорит Карина. — Сходить на обед. Но третий ребёнок доконал меня. Я редко куда выбираюсь в последнее время. Даже на половину хоккейных матчей в этом сезоне не ходила.
Мои глаза метнулись к Глебу при упоминании хоккея. Снова он выглядит невозмутимым. Мне кажется, моя голова сейчас взорвётся, пытаясь понять этого человека. К счастью, входит ещё одна пара — люди, с которыми Карина и Артём должны ужинать — так что я пользуюсь моментом и прощаюсь.
Карина обещает позвонить.
Вероятно, она позвонит, но я не возьму трубку и никогда не перезвоню.
Да какая разница.
И снова только я и Глеб. Моё сердце колотится, в висках стучит, и… я понимаю, что не могу этого выдержать.
Не могу больше играть в эту игру. Не могу быть ни кошкой, ни мышью.
Я просто хочу домой.
Думаю о том, чтобы убежать, но я бегу уже слишком долго. Поэтому встаю и смотрю на мужчину рядом со мной.