— Доктор Аверин, — зову я. Он не слышит меня и поворачивается, чтобы идти в противоположную сторону, а цветущее дерево над ним делает картину почти живописной. — Илья! — зову, громче на этот раз, перебирая по тротуару за ним.
На этот раз он поворачивается. Его глаза широко раскрыты, поза защитная — будто на него напал на улице пациент, что и происходит практически.
Это заставляет меня перевести дыхание.
Вспомнить себя.
Что бы я подумала, если бы кто-то сделал это со мной?
Я бы подумала, что они отчаялись.
Это и происходит.
— Прости, что останавливаю тебя так, — говорю я. — Мне просто очень нужно поговорить. Это срочно.
Доктор Аверин смотрит на меня сверху вниз. Его рот открывается, и он колеблется.
— Прости, Марина, но у меня планы на этот вечер.
— Пожалуйста. Я могу… — роюсь в сумочке. — Я могу заплатить наличными. Могу поговорить, пока мы идём. Мне действительно нужна помощь.
— Марина, ты знаешь так же хорошо, как и я, что в нашей практике должны быть границы. — Он мрачно улыбается. — Но я могу направить тебя в клинику неотложной помощи, или мой секретарь всё ещё на своём месте. Ты могла бы позвонить и узнать, сможем ли мы принять тебя завтра утром. Я приду пораньше, если потребуется.
Крепко зажмуриваюсь.
Я не могу ждать до завтрашнего утра. И ни за что на свете я не пойду в клинику неотложной помощи. Я не могу рассказать какому-то случайному незнакомцу, что происходит.
Когда открываю глаза, пригвождаю доктора Аверина своим взглядом, и это просто вырывается.
— Я переспала с Глебом Соловьёвым в своём кабинете.
Шок, ужас, нескрываемое осуждение. Они проносятся по его лицу, словно вспышки молнии, за секунду до того, как он вновь надевает свой безупречный, отточенный годами практики терапевтический покерфейс. Его кадык заметно дёргается, и он едва заметно переминается с ноги на ногу. Наконец, он медленно, словно обдумывая каждое движение, слегка кивает, и через секунду уже жестом указывает на лестницу, безмолвно приглашая меня обратно в свой кабинет, в свою крепость, где можно было бы поговорить.
Глава 36
Сейчас
— Тут посылка тебе пришла. — Софа указывает на угол своего стола.
Я точно знаю, что внутри. Слава богу за быстрые сервисы доставки, вроде Яндекс.Маркета или Озона, и их мгновенную доставку.
— Спасибо. — Подхватываю посылку. — Ты почему ещё не собралась домой? У Ромы же сегодня виолончель?
Софа кивает.
— Через пару минут уйду. Но хочу поговорить с тобой, прежде чем уйти.
Уф.
Ну вот, начинается.
Последнюю неделю избегаю любых разговоров, кроме обсуждения расписания. Я вижу, как она на меня смотрит — будто у меня не все дома, или я слегка съехала с катушек. И это, надо признать, не так уж далеко от истины. Хотя последние несколько дней мне кажется, что я справляюсь лучше, что иду на поправку. Опускаю взгляд на коробку в руках, вспоминая её содержимое. Возможно, всё не так уж и хорошо, как мне думается.
Выдавливаю вежливую улыбку.
— Что-то случилось? О чём ты хочешь поговорить?
Софа ждёт, пока наши взгляды встретятся.
— Глеб Соловьёв.
Моё сердце срывается с цепи, забивается в груди, как пойманная птица, стоит лишь ей произнести его имя. Сильнее сжимаю коробку.
— Что с ним?
Она хмурится.
— Он снова звонил сегодня дважды.
Это хотя бы меньше, чем на прошлой неделе.
Прежде чем успеваю что-то сказать, она продолжает.
— Между вами что-то произошло? С тех пор, как ты попросила меня удалить его из списка пациентов, ты сама не своя. А он всё звонит и звонит. Обещаю, я не осужу, если что-то, ну, личное случилось.
Ещё неделю назад меня раздирало от отчаяния, и я была готова вывалить всё, что происходило, лишь бы сбросить этот непосильный груз. Я бы выплеснула каждую деталь, если бы она так надавила. Но разговоры с доктором Авериным помогли, и последние несколько дней я действительно чувствую, что иду на поправку. Хрупкий прогресс, но всё же. Я стала меньше оглядываться, выписалась из гостиницы, где жила, и вернулась к себе в квартиру, даже разок поехала на метро вместо Яндекс.Такси. Даже перезвонила брату и ответила на сообщение от Карины, пообещав скоро встретиться.
Но я не хочу ворошить всё, что произошло, и рисковать откатом. К тому же, это не короткий рассказ, а у меня через пятнадцать минут пациентка — Анна. Не говоря уже о том, что Софе нужно домой к сыну. Поэтому говорю ей правду, но лишь самую крошечную её часть.
Вздыхаю.
— Господин Соловьёв потерял жену. Разговоры об этом всколыхнули во мне массу болезненных воспоминаний. Я думала, справлюсь, но это ударило по мне сильнее, чем ожидала.
Взгляд Софы смягчается.
— Мне так жаль, Марина. Это должно быть, было тяжело.
Киваю.
— Так и было. Но теперь я обсуждаю это со своим терапевтом. Так что тебе не нужно обо мне беспокоиться.
— Хорошо. Но я тоже здесь, рядом. В любое время, когда тебе нужно будет поговорить. Днём или ночью. Если мы не в офисе, ты всегда можешь мне позвонить, ты же знаешь.
Моя улыбка на этот раз искренняя.
— Спасибо, Софа. Ты настоящий друг.
Она достаёт сумочку из ящика стола и накидывает куртку.
— Я зайду вниз в гастроном за кофе. Что-то совсем расклеилась сегодня. Хочешь, захвачу тебе один, прежде чем уйду?
— На самом деле… — Смотрю на часы. — У меня почти двадцать минут до последнего приёма. Думаю, я сама сбегаю вниз за чашечкой. Мне не помешал бы глоток свежего, хоть и прохладного воздуха, да и на улице сегодня так непривычно хорошо.
— Хорошо. Увидимся утром.
— Доброй ночи, Софа. И спасибо, что позаботилась обо мне.
После её ухода я прохожу в свой кабинет с принесённой коробкой. Аккуратно разрезав скотч посередине ножом для писем, вынимаю упаковочную бумагу и извлекаю содержимое.
— Беззвучные часы.
Интернет обещает стопроцентную бесшумность, но я сама это проверю…
Вставив батарейки, подношу их к уху.
А, тишина.
Довольная, придвигаю стул к этому ужасному, до сих пор тикающему на стене чудовищу и забираюсь, чтобы заменить их. Старые часы в моих руках тут же приветствуют меня своим раздражающим шумом.
Тик. Так. Тик.
— О нет, только не ты, — произношу вслух. Вынимаю батарейки с задней стороны, прежде чем спуститься со стула. И на всякий случай, после того как они оказываются вне часов, подношу «безбатареечные» часы к уху.
Тишина.
Выдыхаю с облегчением, словно сбрасываю невидимый груз.
Теперь быстро глотнуть свежего воздуха, выпить травяного чая, и я буду как новенькая.
По крайней мере, так мне кажется…
Пока двери лифта не распахиваются на уровне первого этажа, и я не вижу мужчину, проходящего через турникет здания.
Глеб.
Прижимаюсь к оной из холодных стенок лифта, изо всех сил втягивая живот, будто это может сделать меня невидимой, растворить в пространстве. Затем лихорадочно, до боли в пальцах, принимаюсь жать кнопку закрытия дверей на панели лифта — по меньшей мере тридцать раз за десять секунд. Не смею дышать, пока двери не закрываются, и я, к счастью, всё ещё единственная внутри. Всё моё тело дрожит, мелкой дрожью, пока кабина поднимается на мой этаж, и в ту же секунду, как двери распахиваются, я, словно загнанный зверь, рвусь к спасительной двери своего кабинета, чувствуя себя в безопасности лишь за закрытой дверью.
Оказавшись внутри, решаю, что единственное, что могу сделать, — это притвориться, будто меня здесь нет. Запираюсь в кабинете и пытаюсь отдышаться, чтобы быть как можно тише. Но пока жадно глотаю воздух, пытаясь успокоить бешеное колотящееся сердце, с ужасом осознаю, что не заперла внешнюю дверь, ведущую в приёмную. Мне до смерти, до дрожи в коленях, не хочется выходить туда, но мысль о том, что он может свободно войти даже в приёмную, невыносима. Прежде чем броситься туда, прижимаюсь ухом к двери, прислушиваясь к звукам, и как раз в этот момент слышу, как она со скрипом открывается.