— Мне так жаль. — Бесполезные слова, пустые звуки, неспособные хоть что-то изменить. Я всё равно произношу их, потому что не знаю, что ещё предложить, как выразить ту бездну отчаяния, что открылась передо мной.
Глеб поднимает взгляд, встречается со мной глазами через весь кабинет. В его глазах нет ни ярости, ни отчаяния, лишь холодная, обжигающая ясность.
— И вот как это случилось. Вот как моя семья оказалась убита твоим мужем.
Ахаю.
Удар под дых.
Он знает.
Он знал всё это время, с самого начала, и теперь я знаю это наверняка.
Глеб опускает взгляд в пол, качает головой и поднимается на ноги, словно это требует от него огромных усилий, каждый мускул напряжён.
— Прощай, Марина.
Он выходит за дверь, оставляя её открытой за собой, словно приглашая меня войти в эту новую, страшную реальность.
Глава 38
Сейчас
Это не укладывается в голове.
Даже спустя несколько часов мой разум отказывается вмещать всю эту информацию. Не может смириться с тем, какой же глупой я была, не распознав, что Глеб всё это время водит меня за нос. Как психиатр, я должна видеть эти признаки, но я слепа, ослеплена собственными желаниями и травмой. Не помогает и то, что я снова начала пить.
Опять.
Знаю же, что это тупик, но руки сами тянутся к бутылке. Это никогда не помогает.
Мне нужно с кем-то поговорить.
Выбор ограничен.
Есть мой брат, Сергей, но если бы я рассказала ему хотя бы десятую часть того безумия, в котором оказалась, он бы так за меня испереживался, что поселился бы на моем диване и никогда не ушел. К тому же, у Сергея семья. Я не должна быть его проблемой. Я не буду его проблемой. Конечно, я могла бы позвонить доктору Аверину. Но он захочет копаться в моей психике, убеждать отпустить ситуацию. А мне нужно копаться в их психике — Глеба и Анны. Вот уж ирония судьбы — сама психиатр, а нуждаюсь в том же, что и мои пациенты, только с обратным вектором. Плюс, есть вопрос врачебной тайны. Из-за этого, по-настоящему поговорить обо всём этом я могу только с одним человеком — Софой. Мои пациенты подписывают формы, разрешающие раскрытие конфиденциальной информации о психическом здоровье моему персоналу. Ей я доверяю как себе, она видит изнанку моей практики, знает все подводные камни. В конце концов, Софа занимается счетами за страховку, так что ей известны диагнозы и истории болезней пациентов.
Но уже почти десять вечера, а у неё Рома. Поэтому мне неудобно звонить. Тяну, как могу, с каждой минутой чувствуя себя всё более потерянной.
Хотя после очередного бокала вина, я, кажется, переступаю через это.
— Марина? — отзывается она. — Всё в порядке?
— Нет. Софа, нет. Мне нужно с кем-то поговорить.
— Больше ни слова. Буду у тебя через двадцать минут.
— А как же Рома?
— Он с отцом сегодня.
— Ох. — Это немного успокаивает меня. — Спасибо, Софа. Я очень ценю. До скорого.
Допиваю свой бокал вина и наливаю себе ещё один, прежде чем раздается стук в дверь.
Софа смотрит на меня, и её лицо мрачнеет от беспокойства.
— Ты выглядишь ужасно, Мара. Тебя кто-то обидел?
Качаю головой и отступаю, чтобы она могла войти.
— Нет. Ничего такого. Обещаю.
Внутри я откупориваю новую бутылку вина и наливаю по бокалу нам обеим.
— Полное признание, — говорю, протягивая ей один. — Я уже выпила три.
— Всё в порядке. Я и сама выпила два дома раньше.
Улыбаюсь, и мы вместе проходим в гостиную, усевшись рядом на диване. Подбираю ноги под себя и пытаюсь сообразить, с чего начать. Слова застревают в горле, каждое кажется тяжелым, как свинец. Но эта история похожа на клубок ниток; если бы я вытащила одну нить и пустила её в ход, все остальное распуталось бы. Поэтому я решаю начать с самого худшего, чтобы покончить с этим.
Сглатываю.
— Глеб Соловьёв — не просто пациент. Он муж женщины, которую сбил Андрей, женщины и ребёнка, которых он убил.
Глаза Софы расширяются.
Она подносит бокал ко рту и осушает его наполовину.
Грустно улыбаюсь.
— Завтра нам обеим будет хреново. Потому что это только начало этой истории.
— Может, мне просто принести бутылки, и мы будем пить через соломинки? — говорит Софа.
— Не искушай меня.
В течение следующих получаса рассказываю Софе всю историю — от того, как я начала преследовать Глеба, до того, как он таинственно появился в моём кабинете, делая вид, что не знает меня, до того, как я спала с ним во время нашей сессии. Каждое слово даётся с трудом, но я чувствую, как с меня спадает груз, хотя бы частично. Затем я добавляю вишенку на торте — историю Анны, как она вписывается во всё это.
Челюсть Софы отвисает, когда я наконец останавливаюсь, чтобы перевести дух.
— Боже правый, Мара. Это просто чертовски безумно. Ты боишься его? Или её? Их? Ты опасаешься за свою безопасность?
Киваю.
— До сегодняшнего дня — нет. Хотя месяцами я чувствовала, что меня преследуют. Я подозревала, что это может быть Глеб, но не могла быть уверена. Оглядываясь назад, возможно, дело было не в том, что я не могла быть уверена, а в том, что я не хотела быть уверенной. Потому что, если бы была, мне пришлось бы прекратить то, что я делала. А я не хотела. Я была эмоционально запутана с Глебом на стольких уровнях. — Делаю паузу. — Но сейчас я действительно боюсь за свою безопасность. Я знала, что у Анны проблемы, но чтобы начать ходить ко мне на терапию только потому, что парень, которым она одержима, тоже мой пациент? По крайней мере, я должна так предполагать. Это почти уровень «Рокового влечения». Думаю, мне, возможно, придётся получить судебный запрет или что-то в этом роде.
Софа кивает.
— Я определённо думаю, что тебе стоит его получить. Ты не можешь жить в постоянном страхе.
Допиваю остаток вина в бокале.
— Будет сложно обратиться в полицию из-за врачебной тайны.
— Разве нет исключения из этого правила, когда кто-то в опасности?
Киваю.
— Да, но что, если я ошибаюсь? Что, если Анна просто отвергнутая бывшая девушка, одержимая своим парнем? У меня это скорее интуитивное ощущение, что она может быть опасна для меня. Она никогда не угрожала мне или кому-либо ещё. И насколько я знаю, она никогда не угрожала и Глебу. И Глеб никогда не угрожал мне. На самом деле, я занималась с ним сексом не один раз и ходила к нему в квартиру! — Провожу пальцами по волосам, дергая их у корней. — Софа, что, чёрт возьми, я натворила? Во что я ввязалась? Всего этого можно было бы избежать, если бы я не погналась за Глебом в первый раз, когда увидела его. Я начала это. Я сама навлекла это на себя.
— Нет, не натворила. И не смей так думать. Возможно, ты и погналась за ним, но всё началось невинно. Ты сама так сказала — ты погналась за ним в тот первый день, чтобы узнать, счастлив ли он, потому что тебя мучило чувство вины за случившееся. Но в любом случае, даже если ты и запустила этот ком, сейчас всё зашло слишком далеко. Ты не должна чувствовать себя в опасности.
— Я даже не уверена, что знаю всю историю. Даже со всем, что я знаю сейчас, мне кажется, что у меня только половина кусочков пазла. Хотела бы я спросить Глеба, почему он пришёл в мой кабинет, чего он от меня хочет. И почему он преследует меня.
— О Боже. — Глаза Софы снова расширяются. — Я только что кое-что вспомнила.
— Что?
— Несколько недель назад мы с тобой выходили из офиса в одно и то же время. Я ждала через дорогу на своей обычной автобусной остановке, и я видела, как это делала Анна.
— В смысле? Что делала?