Хмурюсь.
— Запрос по закону о свободе информации?
Она кивает.
— Кто-то запросил копию всего дела, возбуждённого в соответствии с Законом о свободе информации.
— Что?
Лицо секретаря меняется. Она поджимает губы, как будто поймала себя на том, что наговорила лишнего.
— Извините. Мне не следовало об этом упоминать.
— Но кто будет требовать копию моего дела?
Она пожимает плечами.
— Это может быть кто угодно. Случаи, по которым предъявлены обвинения, являются достоянием общественности.
— Это был кто-то из СМИ?
Меня никто не беспокоил с тех пор, как история об Андрее пропала с заголовков газет. Прошло уже несколько месяцев.
— Чтобы получить эту информацию, вам придется заполнить онлайн-форму, — она качает головой. — Простите, если я Вас расстроила.
Вздыхаю.
— Хорошо. Спасибо. Нужно ли мне ещё что-нибудь сделать, чтобы оставить этот документ?
— Нет. Я позабочусь об этом.
— Спасибо.
Выхожу обратно на улицу, чувствуя себя еще более мрачно, чем когда вошла. Мои плечи поникли, а ноги кажутся тяжёлыми, словно мои туфли сделаны из бетона. Но я продолжаю идти вперёд. Потому что, что ещё мне делать? Я прохожу несколько километров, не особо обращая внимания на то, куда иду, пока не захожу в тупик. Железные ворота практически бьют меня по лицу. Кладбище . Кажется, достаточно подходящее место, чтобы закончить мой день. Поэтому я продолжаю идти и нахожу вход, с каждым шагом хрустя желтеющей травой под ногами и начинаю читать надгробия, проходя мимо.
Филипп Морозов. 1931–1976. Любимый отец, муж и сын.
Маргарита Храмова. 1876–1945 гг . Слишком любима, чтобы её когда-либо забыли .
Юлия Эрнст. 1954–1960. Наш ангел на небесах.
Сглатываю комок в горле и чувствую вкус соли. Юлии было всего шесть лет.
Дочери Глеба никогда не исполнится шесть лет.
Закрываю глаза. Что я делаю? Мне здесь не место. И мне вдруг становится плохо. Поэтому я поворачиваюсь, чтобы покинуть кладбище. У выхода стоит небольшая кирпичная хижина, и я останавливаюсь, думая о них… Жена Глеба.
Его дочь.
— Извините, — кричу через окно.
Сотрудник отворачивается от заполняемой формы и смотрит на меня поверх очков.
— Чем я могу вам помочь?
— Да. Есть ли… — я колеблюсь. Возможно, это слишком много. Возможно, это не моё дело. Но до сих пор я не вписывалась в рамки здравого смысла , так зачем начинать сейчас? — Есть ли способ узнать, похоронен ли здесь кто-то конкретный? Недавно я потеряла нескольких друзей, но не уверена, похоронены ли они здесь или где-то ещё.
Я бы хотела принести цветы.
Ложь легко вылетает из моих уст.
— Конечно. Как их зовут?
— Фамилия Соловьёвы. Елена и Алина. Их похоронили в прошлом году.
— Хммм… — Она печатает на компьютере. — Ни одна Соловьёва не была похоронена здесь за последние пять лет.
— Ой. Хорошо.
Меня охватывает разочарование. Было бы невыносимо увидеть их могилы. Сегодня я отделалась слишком лёгким наказанием.
— Прости, дорогая. Удачи в их поисках. Часто вид чьего-то последнего пристанища может принести нам умиротворение.
Киваю в знак благодарности и отворачиваюсь. К сожалению, умиротворение — не для меня.
Глава 6
В прошлом
Суставы его пальцев вновь побелели от напряжения.
Одной рукой он вцепился в спинку стула, другой — в ручку клюшки. Костыли сейчас не имели значения. Последние четыре недели, с момента травмы, Андрей жил в состоянии постоянного стресса. Однажды я осторожно намекнула на это — мои слова лишь ранили его. «Это калечит!» — кричал он раньше, едва удерживая равновесие. Но теперь он даже не стоял. Он сидел в штрафной зоне, за прозрачным ограждением, неотрывно следя за тренировкой команды. Хоккейная клюшка, лежащая у него на коленях, сжималась в его руках так крепко, будто от этого зависело всё.
Он был зол и напряжён, боялся, что никогда не вернётся на лёд. Я это поняла. Но постоянное состояние стресса не способствовало его выздоровлению. Поэтому я попыталась ослабить давление, не привлекая внимания к тому факту, что оно вообще существует.
— Привет, — села рядом с ним и оторвала его пальцы от хоккейной клюшки. Поднесла его руку к губам, разжала сведённые пальцы и прикоснулась губами к ладони. — Как прошёл твой день?
Андрей нахмурился и указал на лёд.
— Филипп играет всё лучше и лучше. Парень быстрее меня и проворнее.
Филипп вышел на центр — ту самую точку льда, где раньше царил мой муж. В двадцать три года он жаждал играть как можно дольше и стремился сделать себе имя.
Сжала руку Андрея, переплетя наши пальцы.
— Он тебе в подмётки не годится.
— Не льсти мне, — он вырвал свою руку из моей и поднялся на ноги. — Давай уйдём отсюда. Мне нужно забрать сумку из раздевалки, а затем, по пути домой, попасть в клинику. Я вчера там кое-что забыл.
— Ой. Хорошо.
Он убежал ещё до того, как я закончила говорить. Когда я стояла возле раздевалки и ждала Андрея, подошёл врач команды.
— Привет, Марина. Как дела?
— Я в порядке. Как Ваши дела, доктор?
— Завтра важный день, да? Андрей начинает физкультуру?
Кивнула.
— Да. Я очень взволнована. Это был тяжелый месяц. Андрей не очень хорошо умеет сидеть без дела. Он не видит прогресса, происходящего во внутреннем исцелении. Надеюсь, что физиотерапия покажет ему, что есть свет в конце туннеля.
Врач похлопал меня по плечу.
— Не волнуйся. Он выкарабкается. Беспокойство — это нормально. Разве стал бы он тем игроком, каким был, если бы в нём не горел этот огонь?
Снова кивнула. Но меня беспокоила не тревога. Это был гнев. Вчера вечером Андрей швырнул стакан в стену, когда я спросила, обязательно ли ему присутствовать на каждой тренировке и выездной игре. Вопрос был невинным. Я не была уверена ни в правилах, ни в том, что он обязан делать по контракту. Однако он покраснел, а вены на его шее вздулись.
Мы с мужем были вместе долгое время. На протяжении многих лет я была свидетелем всех оттенков его злости, но она никогда не была направлена на меня. Что-то в его гневе в последнее время изменилось. Хотя я не осмелилась упомянуть об этом доктору. Я никому об этом не говорила.
По дороге в клинику, мы с Андреем перебросились парой фраз.
— Сегодня ко мне записались два новых пациента, — сказала я, следя за его реакцией. — По рекомендации тех, кого уже лечила.
Тень пробежала по его лицу.
— Что ты собираешься делать со всеми этими пациентами, когда у тебя родится ребёнок?
Я не думала, что это станет проблемой, учитывая, что для зачатия нам пришлось бы заняться сексом , а мой муж после травмы потерял к этому интерес.
— Мы говорили об этом. Найму кого-нибудь.
— Я не хочу, чтобы няня постоянно присматривала за нашим ребёнком.
Взглянула на него и вернулась к дороге.
— Я имела в виду, что найму кого-нибудь для своей практики. Ещё одного психиатра. Возможно, на неполный рабочий день.
Челюсть Андрея отвисла.
— Наверное, приятно, когда будущее выглядит таким ярким.
Я не клюнула. В последнее время он мог найти повод для спора во всём, что я говорила или делала. Вместо этого я протянула руку и положила на кулак на его коленях.
— Моё будущее выглядит светлым, потому в нём есть ты .
Он проигнорировал мой комментарий и указал вперёд, на клинику.
— Свободного места нет. Просто припаркуйся вторым рядом на аварийках. Я быстро.
Остановившись, открыла дверцу машины, чтобы обойти её и помочь Андрею выбраться.
Он покачал головой и указал на дверь.
— Закрой. Мне не нужна помощь. Я ненадолго.
Как только он вошёл внутрь, прямо перед зданием появилось место. Поэтому я припарковалась параллельно обочине, чтобы облегчить движение транспорта. Когда закончила, зазвонил сотовый, но это был не мой телефон. Андрей оставил свой мобильный в подстаканнике. Физиотерапия высветилось на экране, поэтому я ответила.