— Добрый день?
— Здравствуйте. Могу я поговорить с Андреем Мацкевичем, пожалуйста?
— Ммм… В данный момент он недоступен. Это его жена Марина. Могу ли я чем-нибудь Вам помочь?
— Может быть. Это по вопросу физиотерапии. У господина Мацкевича назначена встреча завтра в девять. Мы надеялись, что сможем перенести эту встречу на одиннадцать. У одного из наших терапевтов возникла чрезвычайная ситуация, и он будет отсутствовать несколько дней, поэтому мы пытаемся перераспределить все наши встречи.
Я посмотрела на дверь клиники. Никаких признаков Андрея пока нет.
— Вы можете подождать пару минут? Я задам ему этот вопрос. У него есть ещё встречи, и я знаю, что он не любит опаздывать. Это займет минуту или две.
— Конечно. Без проблем.
Вышла из машины и зашла в клинику. Андрея в вестибюле не было, поэтому я подошла к стойке регистрации. Женщина разговаривала по телефону, но закрыла трубку.
— Я жду оператора. Могу Вам помочь?
— Да. Мой муж где-то здесь, Андрей Мацкевич. Он только что вошёл, — подняла его сотовый телефон. — У него важный телефонный звонок. Можете ли Вы сообщить ему об этом?
— Могу я увидеть какие-нибудь Ваши документы, пожалуйста?
— Конечно.
Покопалась в сумочке и показала женщине свои водительские права.
— Извините, — сказала она. — Он очень важная персона, поэтому я хотела убедиться, что Вы не его фанатка.
Улыбнулась.
— Я и есть его фанатка. Самая большая.
Женщина указала на дверь позади себя.
— У меня очередь к оператору в страховую компанию, с которой крайне сложно связаться. Господин Мацкевич отправился в последний кабинет справа, чтобы поговорить с лечащим врачом. Если Вы не возражаете, можете пройти туда самостоятельно. Мы как раз закрывались, поэтому в помещении больше никого нет.
— Спасибо.
В длинном коридоре было полдюжины дверей, и все они были закрыты. Свет лился на пол из последней комнаты в конце. Когда я подошла, из дверного проёма послышался голос Андрея, громкий и сердитый.
— Дайте мне ещё. Мой рост почти два метра и вешу я больше 110 кг. Мне не подходит та же доза, что и большинству ваших пациентов.
— Меня беспокоит не доза, — ответил мужчина. — Важно, как долго Вы на них. К настоящему времени Вам стоило прекратить принимать препарат или, по крайней мере, снизить дозу. После четырех недель заживления у Вас не должно быть такой сильной боли. А если она осталась, нам нужно подумать, может причина в чём-то ещё.
Я остановилась в нескольких шагах от двери, затаив дыхание, чтобы прислушаться.
— Ну, я так и делаю. Так дайте мне чёртов рецепт . Завтра у меня начинается физкультура, и мне нужно поработать над коленом.
Громкий вздох.
— Это последний раз, Андрей. Серьёзно.
Моё сердце ускорилось. Судя по всему, я была не единственной, кого беспокоило, что мой муж ел оксикодон, как тик-так.
Я подождала минуту, прежде чем подойти к двери. Когда я высунула голову, Андрей нахмурился.
— Почему ты здесь?
— Тебе звонят из физиотерапевтического кабинета. Это звучало важно, — я протянула ему телефон.
Вернувшись домой, он исчез в душе, пока я готовила ужин. Когда он вышел, курица уже готовилась в духовке, а я лежала в гостиной.
Андрей огляделся вокруг, сузив глаза.
— Где моя сумка?
В отличие от большинства игроков, мой муж не оставлял своё хоккейное снаряжение в раздевалке после тренировок. Каждый день он таскал туда и обратно большую сумку. В течение сезона она почти всегда стояла рядом с нашей входной дверью, когда он был дома. Но раньше, когда мы вошли, его костыль зацепился за плечевой ремень сумки и он чуть не споткнулся.
— Я положила её в шкаф.
— Почему?
— Когда мы вошли, твои костыли запутались в ней. Я предполагала, что ты какое-то время ей не воспользуешься, так почему бы не убрать её?
На костылях он доковылял до шкафа и распахнул дверь. Вытащив сумку, он выкинул её у входной двери. Она упала с громким грохотом.
— Её место там.
Я подняла руки.
— Отлично. Я всего лишь пыталась помочь.
— Мне не нужна никакая чёртова помощь, — проворчал он и повернулся, исчезнув в нашей спальне, хлопнув дверью так сильно, что наши стены задрожали.
И снова я изо всех сил старалась не обращать на это внимания, несмотря на боль разочарования. В глубине души я знала, что он на самом деле не злится на меня, хотя мне надоело, что это направлено в мою сторону. Когда ужин был готов, я накрыла на стол и разложила еду. Андрей появился после того, как я уже сидела и ела одна.
Он держался за спинку стула напротив меня и опустил голову.
— Мне жаль. Мне не следовало повышать на тебя голос.
Оторвала кусок хлеба и макнула его в соус на тарелке.
— В последнее время ты часто так делаешь, Андрей.
Андрей провёл рукой по волосам.
— Знаю. Я мудак. Я просто чувствую себя таким бесполезным и не знаю, что буду делать, если больше не смогу играть. Это заставляет меня чувствовать всю эту ярость внутри. Но мне не следует срываться на тебе. Это не оправдание плохого обращения с тобой. Мне очень жаль, детка. Я буду лучше. Обещаю.
Кивнула.
— Я беспокоюсь о тебе, Андрей. Перепады настроения и гнев — побочные эффекты злоупотребления опиоидами.
Мгновение молчания.
Как будто щёлкнул переключатель. Его лицо исказилось в гневе.
— Злоупотребление опиоидами? Моё настроение — не побочный эффект этих чёртовых обезболивающих, доктор. Это побочный эффект того, что моя карьера закончилась в двадцать девять лет. Конечно, я чертовски зол, — Андрей покачал головой. — Я не могу ожидать, что ты поймешь, не тогда, когда твоя карьера идёт на взлёт так быстро, что тебе приходится нанимать кого-то, чтобы родить чёртового ребенка.
— Это несправедливо.
Он двинулся к двери на костылях.
— Да, верно, мой комментарий несправедлив.
— Андрей, подожди. Не убегай. Давай поговорим.
— Зачем, чтобы ты могла психоанализировать меня, как пациента? Нет, спасибо.
Андрей распахнул входную дверь.
— Не жди. Одному из нас нужно работать утром.
Вздохнула, когда дверь захлопнулась. Вот вам и его обещание быть лучше.
Глава 7
Сейчас
Ещё один месяц в одиночестве. Моя новая нормальность, как называет это мой терапевт.
Я справляюсь, наверное. Но хорошо ли? Достаточно хорошо, чтобы обмануть доктора Аверина. По крайней мере, мне так кажется. Однако у моей новой нормальности есть свой распорядок дня. Ранняя утренняя прогулка за кофе. Ожидание Глеба, потому что, вопреки словам терапевту, я не могу перестать за ним следить.
Глеб почти каждый день ходит на склад. И сегодня, как и каждый день в последнее время, я прохожу мимо, поворачиваю направо в переулок через несколько домов, и потягивая кофе, делаю записи в блокноте, размышляя о секрете счастья Глеба.
Через двадцать минут он обычно уходит на работу, а я отправляюсь на новую «охоту» — искать его семью. Искать место захоронения их тел. За последний месяц я обошла десять кладбищ. Иногда я спрашиваю смотрителей и быстро получаю короткое «нет». В другие дни брожу часами, выискивая новые блестящие гранитные надгробия, участки, где трава ещё не успела разрастись.
Я могла бы поискать в интернете; сейчас есть базы данных захоронений. Но не делаю этого, и даже сама не знаю почему. Вместо этого я хожу по полям мёртвых, читая надписи на надгробиях, пока не убеждаюсь, что проверила их все.
Странное умиротворение находит меня среди мертвых. Часто мне кажется, что моё место среди них, но я каким-то образом застряла в мире живых.
Смотрю на часы, затем делаю последний глоток кофе в переулке. Сегодня он задерживается. Никогда он не задерживался на складе так долго. Ровно двадцать минут, ни больше, ни меньше, а сегодня — уже сорок.