Вслед за ним такие же краткие заявления сделали представители других партий. Все они покинули зал заседаний. Премьер-министр соединился по телефону с президентом и известил его о произошедшем. В тот же момент засверкали сотни блицев репортеров, фотографирующих покидающих заседание политиков, микрофоны радиовещательных станций и объективы телевизионных камер фиксировали каждое их слово. Это был исторический момент. Крах правительства! Произошел не обычный кризис, а полная катастрофа. Требование «Огненных бригад» не будет выполнено…
В тот момент, когда правительство принимало свое позорное решение, в помещение миланской газеты вторглась полиция, конфискуя все материалы, касающиеся дела Пирелли. Полицейские уничтожили также уже готовые газетные полосы. Посягательство на свободу печати и нарушение конституции стали вызовом, брошенным всему обществу.
Ровно в семнадцать часов в кабине — камере заключенного сенатора Пирелли загорелся свет, а из динамика раздался женский голос:
— Мы начинаем допрос. Вы находитесь перед народным трибуналом «Огненных бригад». Готовы ли вы отвечать на вопросы?
Ослепленный светом сенатор, которого уже в течение нескольких часов держали в полной темноте, моргал глазами, вытирал лицо рукой, а затем ответил:
— Да.
— Господин Пирелли, предлагало ли вам в последние дни руководство вашей партии занять пост в правительстве?
— Да.
— Какой же пост вам предложили?
— Премьера правительства республики.
— Согласно единодушному мнению, которое высказывала вся итальянская печать, вы должны были получить лишь министерский портфель. Чем вызвано такое принципиальное изменение?
— Развитие кризиса в политической ситуации страны.
— Могли бы вы нам разъяснить это более подробно?
— Пожалуйста. Главная комиссия христианско-демократической партии пришла к выводу, что правительственный кризис не удастся остановить обычными средствами, внутренними перестановками и временными соглашениями с постоянно входившими с нами в коалицию партиями. Нужно было в корне изменить политическую систему, отказавшись от бывших союзников и создав новую коалицию при поддержке левых партий. Я был единственным человеком в руководстве моей партии, который до сих пор не занимал никакого поста ни в одном из правительств. Поэтому моя биография была чиста.
— Вы вели переговоры с левыми партиями?
— Да.
— С кем? Когда? Где?
Допрос шел в темпе. Его вела Кора, а шеф группы с наушниками записывал все сказанное на магнитофонную ленту. С внешним миром их соединяли лишь электрический кабель и канализационные трубы.
В семнадцать тридцать в помещении американского агентства печати ЮПИ в Милане зазвонил телефон. Человек, представившийся как репортер уголовной хроники «Коррьере делла Сера», предложил продать ксерокопии конфискованных полицией материалов. Директор представительства моментально принял, пожалуй, самое важное решение в своей жизни: подписал чек на сумму сто тысяч долларов. Телетайпы ЮПИ начали выстукивать тексты спустя пятнадцать минут, и именно в ту же секунду на лентах телетайпов редакций всех газет, в том числе и Италии, появились тексты, которые итальянские власти запретили печатать. Приняли их и телетайпы миланской газеты.
В девятнадцать сорок пять в камеру предварительного заключения миланской префектуры полиции вошел полицейский и предложил арестованному Энрико Фабиани покинуть помещение. В дежурной комнате ему вручили отобранные вещи и объявили, что он свободен.
— Прошу принять наши извинения за то, что мы поторопились вас задержать. Мы будем очень признательны, если вы сообщите в свое консульство о вашем освобождении, — сказал комиссар на прощание.
— Это неслыханно, комиссар, это просто бесправие. Прошу принять к сведению, что я буду требовать возмещения за нанесенный ущерб.
Комиссар развел руками и повел подбородком, показывая таким образом свое бессилие в отношении решений, которых он не разделял.
В двадцать часов радиовещательные станции всего мира известили о политическом скандале в Италии, вслед за этим государственная радиосеть РАИ, нарушив правительственные директивы, начала подробный пересказ содержания документов. В девять часов вечера на улицах городов начали собираться толпы народа, которые час спустя превратились в массовую демонстрацию. Появились транспаранты: