Потом Илья несколько раз допытывался у жены о причинах ее странного поведения, но она только твердила:
— Это смерть была. Я почувствовала, — и Берестов прекратил бесполезные попытки.
Минула зима, наступило короткое таежное лето.
Однажды к Илье привезли подстреленного Федора Дженкоуля — старшего брата Василия. Как уж тунгус нарвался на пулю — случайно или нет — Берестов выяснять не стал. Он — фельдшер, его дело — лечить, а не дознание проводить. В общем, Илья извлек пулю и наложил швы. После операции он вышел из избы на крыльцо и вдруг услышал громкие голоса, доносящиеся от поленницы. Один голос принадлежал Дуняше, а второй одному из тунгусов-охотников, что принесли раненого. Дуня и охотник говорили на повышенных тонах, но о чем именно Илья не уловил — они говорили по-эвенкийски очень быстро, а Берестов знал местный язык через пень колоду. И все же по интонациям он понял, что Дуня вроде обвиняет, а охотник в ответ угрожает ей. Илья встревожился и пошел на голоса. Он обогнул дом и увидел, что тунгус замахивается на девушку ножом. Илья оцепенел от ужаса, понимая, что уже не успеет вмешаться и предотвратить трагедию. Как в страшном сне он глядел на приближающееся к беззащитной шее Дуни иззубренное лезвие. Он хотел закричать, но не издал ни звука. Хотел сделать шаг, но ноги будто окаменели. Он мог только бессильно стоять и смотреть, как убивают самое дорогое для него существо на свете…
Острие ножа почти коснулось нежной кожи, как вдруг охотник вскрикнул и буквально отлетел от неподвижно стоящей Дуни, отброшенный невидимой силой, и тотчас Илья осознал, что может двигаться. Поспешно подбежал к жене, обнял за плечи, заглянул в глаза и поразился ее застывшему спокойствию.
— Это он стрелял в Федора, пытался его убить, — сказала Дуня.
Илья сделал растерянное движение к лежащему неподвижно охотнику.
— Что с ним?
— Он мертв. — Дуня поежилась и обхватила себя руками за плечи, словно ей вдруг стало холодно.
— Ты… убила его? Но как?! Как ты это сделала?!
— Очень просто — прервала нить его жизни, — устало ответила Дуня.
Илья потрясенно взглянул на нее, словно увидел впервые.
— Кто ты такая, а? — растерянно прошептал он.
— Я твоя жена, ты что забыл? — Дуняша удивленно наморщила носик.
Илья глубоко вздохнул, усмиряя волнение.
— Начнем сначала, — сказал он. — Ты ведь не случайно оказалась тогда на месте кручины, не так ли?
— Да, — согласилась Дуняша. — Да. Мы знали о ней заранее… Знали и готовились… В назначенный час мы все были там…
— Мы? — переспросил Илья. — Мы? И… сколько же вас там было?
Дуня в ответ показала пять растопыренных пальцев одной руки и указательный палец другой.
— Шестеро, — прокомментировал Илья. — Твоя семья?
— Нет, — покачала головой Дуня. — Хотя… семья не по крови — по духу.
— И где они теперь?
— Погибли… Я осталась одна… — Дуняша отвернулась и тихо всхлипнула. Илья обнял ее за плечи, прижал к себе.
— Расскажи мне все, — попросил он.
— Да… Пойдем в избу, там поговорим, — предложила Дуняша.
— Только вначале надо сказать тунгусам о… нем. — Илья содрогнулся и посмотрел на мертвого охотника.
В тот день у Ильи и Дуни состоялся обстоятельный откровенный разговор. Илья был ошеломлен, потрясен, огорошен тем, что услышал. По просьбе жены он поклялся сохранить ее рассказ в тайне. Эта тайна еще больше сблизила их. Но Илье необходимо было выговориться, выплеснуть переполнявшие его эмоции, и он записал рассказ жены в дневник. Чтобы посторонние не смогли прочитать его, они с Дуняшей придумали очень хитрый шифр.
А через год у них родился первенец…
Вечер 29 июня 200… года, Москва, особняк на Рублевке
Марочный коньяк янтарно поблескивал в широком бокале, отражая приглушенно-мягкий электрический свет так, что казалось, будто в руках у мужчины притаилось солнышко. Мужчина был относительно молод — едва за тридцать, ухожен, гладко выбрит, хорошо одет — черные брюки и черная рубашка от Гучи. Его темные волосы были зачесаны назад, что в сочетании с узкими, раскосыми глазами и четко очерченными скулами придавало лицу хищноватое выражение. Он сидел на краешке роскошного, обитого белой кожей кресла, стискивал в ладонях бокал и не сводил напряженного взгляда с огромной панели плоского плазменного телевизора.
На экране импозантный, вальяжный ведущий спрашивал у гостя программы, немолодого, фанатично увлеченного своими изысканиями человека в дешевом костюме и круглых роговых очках: