«Будь бдителен, старайся контролировать все свои порывы», — говорит мой внутренний голос. Он у меня женский. Голос моего психолога Ярославы Николаевны.
Как тут бдительность сохранишь, когда губы девушки приоткрываются? Она их облизывает язычком.
В голове такой хаос из порно картинок, такая стихия из желания, страсти и похоти, что я и вовсе перестаю дышать.
Смотрю ей в глаза строго, хмурю брови.
Меня сдерживает мысль, что трахать её нельзя без резины. И ещё сигнал сообщения в раздевалке.
Я спокойно отворачиваюсь, иду к своему телефону.
Встреча с Чукчей похожа на сон, я даже жду поллюции и пробуждения от этого не то кошмара, не то… Это не было моей мечтой никогда, это вообще для меня противоестественно.
Странно, никакой дрожи. Рядом с Любой как наваждение трясёт, а здесь твёрд, как мой хуй на Чукчу.
Открываю сообщение и улыбаюсь.
— Спокойной ночи, Мирон!
Девочка моя! Моя сладкая Любава! Я же так этого ждал, что мы однажды будем желать друг другу спокойной ночи.
Начинаю дышать полной грудью. Вот это новость, я даже улыбаюсь, хотя рядом с потаскухой улыбка может быть расшифрована неправильно.
— Спокойной ночи, Любава!
Отправляю сообщение и поворачиваю голову к Чукче, которая заискивающе улыбается. Девушка медленно опускается на колени передо мной и целует мой член.
Я представляю, сколько мужиков побывало в её глотке и кидаю телефон на свою одежду. Хватаю её за чёрный мокрый хвост. Наклоняюсь, чтобы заглянуть в пустые рыбьи глаза.
— Да, — сладострастно шепчет шлюха. — Да, Рон, любимый, возьми меня грубо. Трахни меня в горло! Хочу грубо, ты такой… Ты огонь!!! Я по тебе мокну уже год.
Я выпрямляюсь, иду из душевой. Волочу Чукчу по полу за волосы.
Она начинает орать матом.
— Козёл!!! — верещит так, что уши режет.
Со всей силы швыряю девку к ногам курящих пацанов.
— Кто блядь потерял? — спокойно кидаю я, в ответ — дружный гогот.
Чукчу начинают коленями гонять по кругу, пока она не поднимается на ноги.
— Мразь! — кричит мне вдогонку.
Я ухожу в душ и закрываюсь на замок. А то помыться спокойно не дают.
Я хоть и в шлёпках, но в кабинку, где стояла Чукча, не захожу.
Правильность того, что я сделал, уравновешивает, мне становится спокойно на душе.
Член продолжает стоять. Включаю воду и начинаю дрочить, закрыв глаза представляю, как на коленях передо мной стоит Люба и просит… Нет, такое, как Чукча, моя маленькая училка не попросит, но в фантазиях именно так она и говорит.
Берëт член в свой горячий нежный ротик и, причмокивая, всасывает ствол. Глаза на меня поднимает серо-голубые, и я кончаю ей в горло.
Хоть так. А что делать?
Вымытый, со стиранными трусами и носками возвращаюсь в свою комнату. Чукчу утащили для продолжения действа. С другого конца долетают вопли Мирошкиной. Та баба здоровая и до мужиков сама не своя. Специально поступила в институт, где побольше парней. Её парят пацаны так, что сами ревут.
На весь этаж воняет сексом и пивом.
Я уже думаю, что надо сваливать отсюда, с каждым годом всё грязнее. Сниму квартиру для нас с Любой…
Где-то на задворках сознания пылится мысль, что Люба может отказать, но я погряз в мечтах и буду их осуществлять любой ценой.
А у Фимы чертежи, играет тихо джаз.
Не пошёл за добавкой, или не пустили больше.
— Чай пить будем? — спрашиваю я.
— Да. Я два эклера купил.
— У меня девушка пирожные делает. Хочу как-нибудь попросить, чтобы угостила, — разливаю чай по чашкам.
— У тебя девушка есть? — удивляется Клёпа, отрывается от своей работы и достает те самые эклеры.
— Да.
— Ты не говорил, — Клёпа садится напротив меня. — Это ты к ней каждый вечер бегаешь? Если она печёт, что не угощает?
— На продажу, — по-деловому отвечаю я, будто хоть что-то знаю, что там Любава печёт.
— А фото девушки есть? — Фима офигел от такой новости.
Фоток Любы у меня всего пять. Последнюю, где она брюнетка, я нашёл на странице некой Гали, с которой моя девчонка живёт. Очень удачное фото. Его показываю Клёпе.
— Только у неё сейчас русые волосы. Натуральный её цвет.
— Красивая, — Клёпа доволен, словно я буду с ним делиться девушкой как колбасой. — Я завтра уезжаю домой. Может, тоже найду кого. У нас рядом посёлок большой, там мои одноклассницы… Правда, все уже в разводе и с детьми.
— В двадцать лет?
Хотя что я спрашиваю, у нас такая же школа была.
— Да, теперь всё рано происходит. Это я припозднился.
Дальнейшее чаепитие проходит в молчании.
Я ложусь на кровать. Но уснуть не могу. Пишу Любе сообщение.
Целую тираду о том, что не могу без неё, что она моя жизнь. И дело не в одержимости, а в хроническом одиночестве, она для меня слилась с образом самого надёжного, семейного, тёплого и ласкового. И я хочу это получить, потому что в детстве потерял, но надеюсь на будущее. Я хранить буду, я любить буду. Беречь, как никого другого.