— Ага, — кивнул десятник и, глотнув из кружки пива, досадливо поморщился. — За это следует благодарить городской совет, принявший постановление о недопущении препятствования следованию грузов через территорию таможенного поста!
— В смысле? — не понял я. — Что еще за постановление такое?
— Владельцы остморских таверн и кабаков пожелали избавиться от конкурента в лице Лигета и, исхитрившись, протащили через городской совет бумажку, вроде как долженствующую помочь перегонщикам скота поскорей доставить свой товар до рынка, — пояснил Готард. — И дабы степнякам ничто не мешало, чинуши магистратские решили избавить их от соблазнов, кои предстают перед ними при встрече с цивилизованным миром. То есть от встречи со стоящим прямо у таможни кабаком: с выпивкой, азартными играми и гулящими девками!
— Не понял… Это что же, все обычные развлечения просто напрочь запретили, что ли? — насторожился я, переглянувшись с навострившим уши бесом.
— Угу, — подтвердил Готард и махнул рукой. — Да что развлечения, тут до того дошло, что из кушаний в трактире разрешили только отварную баранину подавать!
— И пристройку, что еще дед мой поставил, повелели снести, — пригорюнился трактирщик.
— Да, и пристройку вот двухэтажную с комнатами для торговых гостей под слом пустили, — подтвердил десятник. — Чтоб, значит, не задерживался здесь никто. Да что там говорить… Вон полюбуйся лучше.
— На что полюбоваться? — уточнил я, оглядев помещение трактира и не приметив ничего занятного. Грубые лавки, столы. За одним степняки расположились. Лопают отварную баранину с картошкой, лопочут по-своему да опасливо косятся узенькими глазками на подошедшую к ним трактирную прислугу… внушающую дрожь и трепет своей монументальностью… Воистину необъятных размеров женщина… Такую вполне можно вместо вышибалы держать. Она же втрое больше самого крупного степняка и на добрый фут выше! И веса в ней, наверное, фунтов под пятьсот! Да у нее кулаки того же размера, что головы у обитателей степей!
— Видал, кого теперь Лигету велено брать вместо молодых симпатичных девчонок? — проворчал Готард. — Как там, в бумажонке этой, говорится — «для быстрейшего ознакомления торговых гостей с общепринятыми моральными нормами в отношении представительниц слабого пола». О как! Понял? — И быстро отвернулся от обратившей на него внимание прислуги. После чего, сильно понизив тон, договорил: — С такими не забалуешь… Ты ее по заду хлопнешь, а она кулачищем ка-ак даст в морду… И все — выносите тепленького.
— Жуть, — ошеломленно выговорил я, осознав, какие проблемы меня ждут. Ладно, нет здесь выпивки — невелика беда. Пусть в трактире всего одно блюдо готовят — я неприхотливый в еде. Но ведь при здешнем раскладе и об общении с девушками придется забыть на полгода! Ужас! Ужас-то какой!
— И не говори, — поддержал меня десятник, украдкой поглядывая на подбоченившуюся служанку. — Всамделишная жуть.
«Ну что, „не все так печально“, да? — ядовито осведомился бес и, вцепившись в ворот моей куртки, взвизгнул: — Давай побыстрей вещички в торбу кидай — и ходу, ходу отсюда!»
«Угомонись ты, а? — досадливо поморщился я, с трудом уняв вновь появившуюся жажду немедленного убиения высшего руководства Охранки. И, стиснув зубы, прошипел: — Вот теперь мы точно этот пост просто так не оставим!»
«Ты сдурел, что ли? — возопил рогатый. — Немедля, немедля надо валить из этой дыры! Это захолустье — оно как трясина, мигом засосет!»
«Ничего, выдюжим, — недобро сощурившись, пообещал я. — А потом придет и на нашу улицу праздник!»
«Какой еще праздник?! Что ты мелешь, ослоголовый?! — разорался бес. — Неужели после такой подставы ты решил оставить все как есть и утереться?! И собираешься сидеть тут и тихонько сопеть в тряпочку?! — И, с надеждой воззрившись на меня, предложил: — Давай лучше переиграем этих наглых чинуш. Можно, например, что-нибудь эдакое отчебучить, чтобы тебя отстранили от службы и отправили восвояси! И останется тогда от всех их хитроумных планов один пшик!»
«Вот уж шиш им! — холодно проговорил я. — Не дождутся, с-собаки… — И пояснил недоумевающему бесу: — Все ты правильно говоришь, рогатый, — подставили меня жестко эти гады из Охранки. Но, думается, они понимали, что делали, и предполагали мою реакцию. А это значит, они просто не стали сразу спускать на меня всех собак — невыгодно было, и отложили это дело на потом. И теперь ждут, что я сорвусь… Чтобы вполне законно с позором выгнать со службы! Только не дождутся, ур-роды!»
«Так и что нам теперь, полгода в этой глуши жить?! — взвыл бес. — Без кабаков, без игорных домов и девок?!»