— В общем, отдельные случаи бывают, а преступной системы нет, — заключил десятник, едва Лигет прервался. — Десяток-другой отрезов сукна купеческие приказчики иногда утаят, пару коробок перламутровых пуговиц… да, пожалуй, и все. Реальных же контрабандистов у нас днем с огнем не сыщешь.
— Ну если поискать, то найти можно, да только не на таможне, — усмехнулся трактирщик. — Ее-то они обходят десятой дорогой.
— Вот-вот, — кивнул Готард. — С таможней они просто не связываются — под аркой запрещенный товар при всем желании не протащить, обязательно попадешься. И скажу я тебе — на такую дурость ни один контрабандист не сподобится! Ведь единственный товар, который имеет смысл тащить из степи, это «Эльвийская пыль». А за ее ввоз светит пожизненная каторга без всяких поблажек… И какой, по-твоему, идиот согласится тащить такой груз под аркой?
— Таких идиотов нет, — поддержал Готарда трактирщик. — «Эльвийскую пыль» все больше верхом переправляют, ну или в крайнем случае с бегунками… Но никак не через таможню.
— Что за бегунки такие? — тут же полюбопытствовал я.
— Да просто олухи, — поморщился десятник. — Не преступники даже… Обычные люди, которых торговцы дурью подвязывают к своему делу за карточные долги или еще как. И подряжают доставить товар с того берега Леайи.
— Находятся остолопы, что поддаются на уговоры разом расплатиться по долгам, просто смотавшись разок за реку и обратно. Только шансов у них практически нет, — поделился Лигет. — В окрестностях Остмора пять сотен конных егерей расквартировано, чтобы таких вот бегунков ловить.
— И дело свое парни знают! — подхватил десятник. — Всю реку обложили — везде посты, пикеты и разъездные патрули. Мышь не проскочит!
— Угу, — кивнул трактирщик. — Шансов пробраться через кордон практически нет. — И поднял взгляд на потолок: — Потому почти весь поток дури верхом идет. Там, где до контрабанды ни таможенникам, ни егерям не добраться.
— Это как так? — не понял я многозначительных намеков.
— Да очень просто, — усмехнулся Лигет. — Торговцы дурью засылают в степь своих эмиссаров, те закупают «Эльвийскую пыль», возвращаются к границе, мастерят небольшой воздушный шар и, дождавшись попутного ветра, запускают его. Предварительно загрузив десятком фунтов дури и снабдив магическим маячком. И через несколько часов груз уже на территории Империи. Благополучно миновав все кордоны и заставы, приземлился в какой-нибудь глуши. Где его и подберут. И при этом для самих торговцев дурью — почти никакого риска быть пойманными.
— Хитрый способ, — восхитился я изобретательностью местных.
— Понял теперь, почему контрабандистов у нас тут нет? — спросил десятник и сам же ответил: — Потому что при таком раскладе им просто на фиг не сдалась таможня!
— В общем-то понял, — ответил я, сосредоточенно размышляя над здешними реалиями. И, подумав, осторожно заметил: — И все же мне кажется, не все так славно у торговцев дурью. Их воздушный транспорт вряд ли надежен… Демон его знает, куда занесет этот воздушный шар. Замаешься гоняться за ним и искать.
— Это да, — согласился Лигет. — Только торговцы дурью остаются в наваре, даже получив лишь малую часть отправленного. Сколько там, в степи, эта «Эльвийская пыль» стоит? Ну три, ну пять золотых за фунт… Все зависит от жадности сборщиков. У нас же этот же самый фунт, ежели за раз продать, не меньше чем за полсотни уйдет. А если по частям расторговать, то и всю сотенку наварить можно.
— Ничего себе! — присвистнул я. — При такой разнице в цене действительно мало кого будут волновать потери некоторой, даже значительной части груза.
В этот момент распахнулась дверка, отделяющая кухню от зала. И появилась, видимо, та самая Лидия, к которой ранее обращался трактирщик. А может, и не она. Но поднос с едой в руках у девушки был.
И глядя на нее, я окончательно упал духом. Нет, роста она оказалась обычного и телесной мощью не впечатляла. Разве что чуть полновата, на мой вкус… Но смотреть на нее без слез невозможно — до того жалко бедную становится. Косая на правый глаз, лопоухая, нос — как клюв хищной птицы. А улыбаться ей вообще противопоказано! Ибо зубы все кривые: какие внутрь загнуты, а какие наружу торчат. Просто страх смертный во плоти!
— Как же вы здесь живете?! — вырвалось у меня. И сказал уже чуть тише, чтобы не расстраивать бедную девушку: — Тут же милосердный дом для увечных впору открывать, а не трактир!