Стол, кажется, вовсе перестал существовать. У Алекс возникло чувство, что она смотрит сквозь него прямо в вечность. Сейчас была только середина дня, однако легкие облака, еще мгновение назад видимые сквозь стеклянное окно в крыше, сменились вдруг усеянным звездами ночным небом. У Алекс закружилась голова, и ей пришлось на миг закрыть глаза.
– Сожги ее, – велела Доуз. – И позови его.
Алекс чиркнула спичкой и поднесла записку к язычку пламени, потом бросила горящую бумагу в пустоту, образовавшуюся на месте стола. Казалось, она плавала в пустоте, постепенно съеживаясь по краям, но прежде чем записка распалась на части, Алекс бросила в огонь горсть железных опилок. Отрываясь от бумаги, слова начали подниматься в воздух.
Удачи
ты умер
– Отойди, – велела Доуз и поднесла трубу к губам.
Какой звук могла издать эта игрушка? Только нечто тонкое и дребезжащее. Однако по комнате разнесся, эхом отразившись от стен, гулкий рев, ликующий звук рога, призывающий всадников на охоту.
Вдалеке Алекс расслышала мягкий топот лап.
– Работает! – прошептала Доуз.
Подавшись вперед, они склонились над тем местом, где раньше находился стол. Доуз снова подула в трубу, откуда-то издалека до них донеслось эхо.
«Возвращайся домой, Дарлингтон, – мысленно позвала Алекс, подняла бокал с бренди и опрокинула его в бездну. – Возвращайся и выпей из этой особенной бутылки, подними тост. – В голове вдруг снова зазвучала та навязчивая мелодия, и она пропела: – Давай пойдем, пойдем со мной. Дай руку мне свою».
Топот усилился, вовсе не похожий теперь на мягкий шорох лап. Постепенно он становился все громче и громче.
Алекс обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что происходит.
– Что-то не так.
Звук исходил откуда-то из темноты. Он раздавался снизу.
Каменный пол содрогнулся, Алекс ощущала нарастающий рокот даже сквозь подошвы ботинок. Из разверзшегося ничто пахнуло серой.
– Доуз, закрывай.
– Но…
– Закрой портал!
Теперь во тьме замерцали красные пятна; мгновение спустя Алекс осознала – это глаза.
– Доуз!
Слишком поздно. Алекс отшатнулась к стене. Из дыры на месте стола вылетел табун несущихся в панике лошадей. Угольно-черные, с пылающими красными глазами, они ворвались в комнату неистовой лавиной конской плоти. Копыта, ударяясь об пол, выбивали пламя. Разбрасывая соль и камни, адские скакуны помчались к двери в храмовый зал, потом, храпя, понеслись по коридору, одну за другой преодолевая защитные линии.
– Они не остановятся! – вскричала Доуз.
Казалось, лошади вот-вот вынесут входную дверь и выскочат на улицу. Но когда стремительно несущийся табун достиг последней соляной черты, смешанной с кровью, он вдруг рассыпался на части – так волна разбивается о скалы. Одна из лошадей упала набок и пронзительно заржала; со стороны казалось, что это кричал человек. Постепенно табун вновь слился в беспорядочный поток, лошади, громко стуча копытами, понеслись обратно в храмовый зал.
– Доуз! – позвала Алекс. Она знала множество смертных слов, припасла серебряные цепи, веревку с замысловатыми узлами, проклятый кубик Рубика – ведь демоны любят головоломки, но понятия не имела, что делать с изрыгающими серу лошадьми, вырвавшимися из самых глубин ада.
– Убирайся с дороги! – в ответ закричала Доуз.
Алекс снова вжалась в стену. Доуз с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами застыла у дальнего края стола и выкрикивала слова, которых Алекс не понимала. Она поднесла трубу к губам; раздавшийся звук походил на тысячу рожков, отданное с помощью музыки повеление.
«Они раздавят ее, – мелькнула у Алекс мысль. – Сомнут и растопчут в прах».
Когда черная волна тяжелых тел и синего пламени подкатилась почти вплотную, Доуз швырнула трубу в пропасть. Лошади, выписывая в воздухе немыслимые дуги, устремились следом за ней, со стороны похожие скорее на беснующиеся клочья морской пены. Они прибывали, как вода во время прилива, и растворялись во тьме.
– Закрой! – прокричала Алекс.
Доуз воздела вверх пустые ладони, потом соединила их и потерла друг о друга, словно бы отмывая руки от всего пережитого.
– Ghalaqa al-baab! Al-tariiq muharram lakum! – Дверь закрыта! Путь тебе запрещен!
А потом по комнате эхом разнесся голос. Идущий сверху? Снизу? Невозможно было понять. Но Алекс тут же его узнала. В четко произнесенном слове звучала почти мольба.