Несмотря на полную растерянность и вечные затруднения перед лицом бытия, я продолжал повиноваться тем настойчивым велениям, которые сопровождали меня с момента отбытия из Рондовала. Я видел, как озадачило Маусглова полученное известие и он отправился выполнять поручение; мне очень хотелось верить, что Ибал обладает возможностями переправить его в нужное место сквозь пространство – несмотря на собственное желание. Я проследил, что Маусглов ушел, и вернулся к тому месту у подножия Балкина, где совсем недавно практиковался в управлении человеческим телом. Я попробовал еще раз, теперь с большей осторожностью, результаты оказались выше всяких похвал. Мне даже удалось напугать кучку подгулявших молодых учеников.
Затем я долгое время висел, не зная, чем заняться. Может проследить маршрут, по которому вернулся в город тот странный колдун? Его следы до сих пор отдавали едва заметным сиянием. Может, следует узнать, кто он такой? Или мне лучше догнать Поля и Ларика, направившихся на север к Авинконету? Почти тотчас мой незримый маленький повелитель решил проблему.
Я собрался, поднялся в воздух, уплотнился и стремительно понесся к северу. Я нагнал их еще в полете и пристроился сзади, разрядившись и расслабившись. Ничего больше не тревожило меня. Неизвестное понукающее мной начало наконец угомонилось. Все оставшееся время до конца дня я чувствовал себя свободно и спокойно, как когда-то в золотые дни бесцельных блужданий по Рондовалу.
Конечно, подобное блаженство не могло длиться вечно, я понял это, когда солнце склонилось к закату и день стал медленно угасать, а впереди замаячил черный мрачный силуэт Авинконета. В этот момент я почувствовал страх.
Это было странное всепоглощающее чувство – дурное предчувствие, если хотите – переплетенное с беспочвенной уверенностью, что я могу умереть, погибнуть, что мое существование обречено именно в этом месте. Такого раньше со мной никогда не случалось, это стало прозрением, своеобразным открытием, которое не радовало, а внушало ужас – но даже если рассматривать его через призму моих знаний о собственной природе, то оно вполне могло осуществиться. Я сразу ощутил, что жизнь, даже такая бесцельная как моя, совсем не такая плохая штука. В тот же момент я понял, что мои предчувствия не случайны. Я почувствовал, что самое мое страстное желание – это продолжать существовать; пусть глупо и бесцельно, но жить.
Я подобрался поближе к Полю и погрузился в тепло его тела. Я не мог понять, почему у меня не возникает ни единой мысли о самом полете. Я приник к нему словно младенец к матери. Так в обнимку мы подлетели к мрачному замку.
Я остался с ним в момент приземления, затем последовал в келью, где его заперли. Затем еще некоторое время я неотлучно находился с ним – до тех пор пока не принесли еду. После ужина я решил, что теперь его вряд ли кто-нибудь потревожит до самого утра.
Мой страх затих, предчувствия отдалились, их вытеснили рациональные взгляды на случившееся. Теперь, когда все успокоились и затихли, казалось не осталось ни одного полуночника, самое подходящее время обследовать загадочный замок, проверить можно ли отвести угрозу и найти наиболее оптимальный способ нивелировать ее.
Поэтому я покинул Поля, оставив его в надежных, но малоинтересных апартаментах.
Я прошвырнулся по разным помещениям и комнатам, погонял крыс и мышей, тщательно обследовал каждую спальню, отыскивая следы или намеки на черную магию или угрожающие силы.
Я передвигался очень медленно, чтобы ничто не могло застать меня врасплох. Ночь была в самом разгаре, во мне появились нотки разочарования: зловещее предчувствие оказалось ложным. Ничто и никто не покушался на меня, не грозил, никто вообще не интересовался мной. Казалось, что и другая горная громада может быть пригодна для человеческого обитания, если ее слегка конструктивно усовершенствовать и проделать вертикальные тоннели и шахты, об этом свидетельствовали грубые останки обстановки, и яркая, нелепая манера их исполнения, которая имела совершенно нефункциональную природу. Незримые следы магических деяний казались до боли невинными и безвредными.