Мне совершенно не хотелось слушать содержание этих записей, и потому я спросила:
— Зачем вы мне это показываете?
— Я должен доверять тебе. Если мы узнаем друг друга получше, то и работать будет проще, согласна? — положил ладонь на моё плечо, пододвигая ближе к себе, и властно добавил, — выбери одну. Любую. Лучше начать с моего детства, оно…скажем так, было очень интересным.
Я резко достала первую запись, которая попалась мне на глаза, отдала мужчине и отошла в сторону. Меня откровенно пугала его улыбка, больше похожая на оскал и скрывающая слишком тёмную историю.
Мальдини пожал плечами, вставил её в устройство и прибавил звук. Комната наполнилась жуткими криками.
Моё сердце охватила паника, руки и колени задрожали, а к лицу прилила кровь, стоило услышать первую фразу:
«Отец, я больше так не буду», — затем последовал детский крик, наполненный болью и ужасом.
Звук удара. Хлёсткая пощечина. Падение на пол и неумелая попытка встать.
Ребенок ничего не может противопоставить взрослому человеку. Я буквально наяву представила эту картину и содрогнулась, не понимая, как такая запись может вызывать усмешку на лице Мальдини. Он с наслаждением следил за спектром моих эмоций и молча слушал повтор записи. Раз за разом. Удар, крики, детские и отчаянные мольбы прекратить, которые лишь сильнее раззадоривали садиста.
Мне стало еще хуже, когда до меня дошло, что мужчина не ставил запись на повтор — это всё еще был один фрагмент без конца и края.
«Отец, я не выказывал неуважения» — голос дрогнул, и тут я не выдержала.
Резко крикнула:
— Выключите.
— Тебе не нравится то, что ты слышишь? — подошёл ко мне, не переставая улыбаться. Я с сомнением всматривалась в его лицо, пытаясь отыскать хотя бы какие-то признаки страха, злобы или гнева, но Мальдини буквально светился от удовольствия. Он сделал еще один шаг, заставляя меня отступить назад, и выключил запись.
Усмехнулся и хрипло произнес:
— Едва ли это музыка для ушей или колыбельная на ночь. Мой отец очень часто заставлял меня слушать собственные крики, пропитанные страхом. Как думаешь, Эсмеральда, желание его смерти делало из меня плохого человека? Скажи? Разве можно после такого остаться хорошим?
— Не все люди, которых растоптали, начинают топтать других, господин Эрнест, — вскинула голову, глядя ему в глаза. Не знаю, чего он добивался, но мое желание уйти превысило отметку «максимум». Я готова видеть в нем только своего врага. Не хочу просыпаться по ночам от чувства вины, которое окончательно меня добьёт.
— Эту запись слышала только ты, Эсмера, — наклонился ко мне и провел кончиками пальцев по щеке. Очертил контур лица и остановился возле губ. — Не знаю почему, но я хочу, чтобы ты это знала.
Хрипло прошептал:
— Ты думаешь, что это страшно? — уголки его губ растянулись в зловещей усмешке, — нет. Это, пожалуй, самое безобидное из всех воспоминаний, связанных с отцом.
— Зачем…зачем вы храните кассеты здесь?
— Чтобы не забыть урок, который он мне преподал. Между сказанным и сделанным лежит океан. И каждый раз отец доказывал мне, что я лишь обещаю, но не выполняю. Поэтому, — шумно втянул воздух и резко бросил, — я больше не пускаю слов на ветер. Если нужно что-то сделать — сделаю. Если захочу что-то получить — получу. В надежности моих слов ты можешь быть уверена, Эсмера.
В его глазах вспыхнуло что-то тёмное и жадное. Я поежилась и сделала шаг назад, нутром чувствуя, что последняя фраза была сказана не просто так. Прозвучала как угроза или предупреждение. Стало душно, и невыносимо захотелось выйти на свежий воздух. Бежать куда подальше, лишь бы оставаться в стороне от него.
— Я пойду. Уже поздно, подруга будет волноваться, — сделала акцент на том, что меня ждут дома, и такие визиты нет смысла затягивать.
— Хорошо, можешь идти.
Я дернулась, как от удара.
Это было разрешение. Словно меня дрессируют, как собаку, и уже учат правильно реагировать на команды.
Развернулась и направилась к двери, но была остановлена тихим вопросом:
— Ты знаешь, кто такая ассистентка? Ты не можешь даже дышать без моего позволения. И всегда должна быть рядом. Так почему ты постоянно убегаешь?
Я потянулась к ручке и дернула дверь на себя, холодно бросив:
— До завтра, господин Эрнест.
Вышла из дома, сделала глубокий вдох и быстро заморгала, чтобы не разреветься от усталости и бесконечного напряжения. Почувствовав на спине его внимательный и пристальный взгляд, поспешила к машине. Села внутрь и только тогда позволила себе закрыть глаза, положив голову на коленки.