Несколько секунд я стояла, как громом пораженная, не в силах отвести от него глаз. Его лицо оставалось бесстрастным, но даже с такого расстояния я прекрасно видела, что в его зрачках пляшут настоящие черти. Он умудрялся выглядеть обеспокоенным и в то же время непобежденным. Ни одно обвинение не затрагивало его сердце, словно вместо него — лишь пустой сосуд, подпитываемый злостью и гневом.
Мои ноги затряслись, и я оперлась о стену, пытаясь выровнять дыхание. В голове зашумело, и я с трудом двинулась к порогу, понимая, что больше не выдержу. Солнечные лучи коснулись моего холодного лица, и по нему пробежалась судорога.
Громкий оклик привлек моё внимание. Я повернула голову и сжалась, мечтая раствориться на месте:
— Ральда? Что ты здесь делаешь?
Наша соседка, хорошо знакомая с моей мамой, замерла у входа и подозрительно косилась в мою сторону. Я резко мотнула головой, подошла к ней и тихо прошептала:
— Пожалуйста, не говорите никому, что видели меня здесь.
— Что? Но почему…
Раздался сильный хлопок двери. Я даже не стала оборачиваться — всё отразилось в её глазах. Презрение, недоверие и, наконец, испуг.
Эта женщина была одной из немногих, кто поддерживал мою маму. Вероятно, она долго отговаривала себя и не хотела сюда идти, но всё же решилась. Пришла в последний момент и увидела меня.
Я едва заметно покачала головой, отвернулась и села в машину. Мальдини протянул ей какие-то бумаги, уже не строя из себя добряка, и ринулся вслед за мной.
Я жутко хотела его ударить. Громко заорать, чтобы пробиться сквозь десятки масок и сдернуть их все разом, обнажив его уродливое нутро.
Но я молчала. Вздрогнула, когда он коснулся моих волос и ненавязчиво спросил:
— Почему ты ушла?
— Мне стало нехорошо. Там было очень душно, решила подышать свежим воздухом.
Я испугалась того, что он решит напрямую вовлечь меня в это дело. Например, выставит посредником и заставит разбираться с имущественными делами, оформляя жестокий «подкуп» людей и тем самым отказываясь от родного отца.
«Как же я тебя ненавижу, Мальдини!» — незаметно вытерла лицо и отвернулась, чтобы он не заметил моих красных глаз. Сейчас я была настолько сломлена, что никаких моральных сил не осталось. Если бы в этот момент он задал мне прямой вопрос, я бы сказала правду, потому что устала нести вереницу лжи, которая лишь тянула меня ко дну. Привязывала еще ближе к Эрнесту и не давала шанса на справедливую борьбу.
Я жутко устала. Вечный страх, бесконечные погони и крошащаяся на глаза надежда стали моими постоянными спутниками. Долго ли я смогу оставаться сильной?
Если бы я только знала, что Мальдини неожиданно решит пойти на уступки лишь после того, как все маски будут сдернуты…и предвидела бы цену, которую он запросит…согласилась бы я на это?
Вероятно, да, потому что семья для меня священна. И он сразу распознает моё больное место. Будет точно бить, никого не щадя.
Это безумно иронично, ведь Эрнест не раз повторял, что поставленной цели он добьется любыми способами. И моей самой страшной ошибкой стало то, что я собственными руками вовлекла себя в его жизнь. Сделалась целью. Жалкой мишенью, в которую он будет бить.
И я позволю, потому что от таких предложений не отказываются, верно?
POV: Эрнест
Я смотрел на её гибкую спину, тяжелые волосы, подрагивающие плечи и сжатые ладони. Вопреки здравому смыслу, видя её страдания и понимая, что я намеренно их спровоцировал, я не почувствовал никакого удовлетворения. Меня давно не гложили настолько противоречивые эмоции. Хотелось её обнять и прижать к себе, пообещать свободу её отцу и сделать сотни безумств, осознанно подставляясь, лишь бы вызвать искреннюю улыбку на её губах.
Мне сносило крышу от самоуверенности Эсмеры. По ночам я с трудом засыпал, постоянно держа её образ в своей голове. Появлялись маниакальные мысли проследить за ней и посмотреть, как она себя ведет, когда меня нет рядом.
И это бесило больше всего. Я ненавидел её отсутствие и холод в голубых глазах, так напоминающих изумруды. Сам не понимал, что делаю и зачем играю в эти игры. Она давно проиграла. Еще в тот день, когда специально со мной столкнулась.