— В своей компании я могу делать всё, что захочу. Почему я должен сдерживать себя? — невозмутимо продолжает. — Ты — моя жена. И все об этом знают. Что странного в моём поведении? В желании всегда иметь тебя рядом с собой?
Смотрит холодно. Со снисходительной усмешкой.
— Ничего странного, если это происходит за пределами компании. А не с целью как-то выделить меня на фоне других. После такого отношения люди будут считать, что ты нетрезво оцениваешь мои навыки. Потрудись держать свои руки при себе и придерживаться профессиональной этики.
На мгновение он теряет привычную невозмутимость и хмурится. Осторожно касается губами моей щеки, отчего я покрываюсь багровым румянцем. Кровь бросается в голову. Здесь очень душно. Воздух сгущается с невыносимой скоростью.
— Чёрт. Как с тобой сложно. Другая бы на твоём месте сидела дома, тратила деньги на шмотки и с трепетной радостью ждала меня у порога.
— Заведи себе собаку. Или «другую», если что-то не устраивает, — резко отхожу в сторону, сбрасывая его ладонь.
Тело покалывает от цепкого взгляда, ощутимого каждой клеточкой кожи. Неимоверная тяжесть прижимает к полу, и, чем дольше я этому сопротивляюсь, тем сильнее разгорается и без того бушующий пожар.
Эрнест хватает меня за локоть. Придвигает к себе, заставив почувствовать бурлящую в мужском теле агрессию.
— Откуда такие мысли? По-моему, я очень долго вчера доказывал тебе, что никакие другие девушки меня не интересуют.
Вчера, возможно, так и было. Но я не могу выбросить из головы слова Леона. Они засели в моём мозгу так прочно, что лишь распаляли гнев и досаду.
— Не переводи тему, — резко меняю тон на более покладистый, понимая, что упрёками ничего от него не добьюсь. Вот дождусь завершения рабочего дня и сама всё узнаю.
— Хорошо, сокровище моё. Я тебя услышал. Больше трогать не буду, — хриплый голос царапает слух, — только не жалуйся потом, что я не даю тебе выспаться, — торжествующе улыбается и влажными губами касается мочки уха.
— Не буду, — нервно кусаю губы, поймав его горящий взгляд, — спасибо. Это правда очень важно для меня.
Отстраняюсь, подхожу к столу и спокойно уточняю:
— Так я могу остаться здесь?
Раздается ироничный смешок. Эрнест лениво роняет:
— Ни за что. Я пообещал не прикасаться к тебе. Остальное даже обсуждать не намерен. Ты будешь работать в моём кабинете. И точка.
Я раздраженно передергиваю плечами и в сердцах бросаю:
— Тебя вообще не волнует, что так нам будет неудобно? — пытаюсь найти другие аргументы. — У тебя постоянные встречи, и моё присутствие на них просто неуместно.
— Почему? — сухой вопрос.
— Что почему? — невольно ёжусь и взмахиваю кистями, стряхивая дрожь. С трудом подавляю желание наброситься на него и хоть какими-то активными действиями достучаться до голоса разума.
— Почему противишься? Не хочешь, чтобы нас видели на людях? А, может, не хочешь, чтобы кто-то конкретный видел нас вместе? — сжимает руки в кулаки. Почти трясётся от жуткой ярости.
Зло шипит:
— Мне стоило его уволить.
Я пытаюсь перебить Эрнеста, но тот прикладывает палец к моим губам и качает головой. Тихо продолжает:
— Я знаю, что тебе на него наплевать. По крайней мере, ты так говоришь. И я страшно хочу тебе поверить, но это не отменяет того факта, что этот сукин сын тебя не забыл.
— Да с чего ты взял? — задаю роковой вопрос. — У него есть невеста, а у меня — муж.
— А, то есть теперь мы дружно сделаем вид, что в коридоре он тебя не трогал?
Проклятье. Как Мальдини узнал об этом?
— Что? — ошарашенно выдыхаю. — Ты следил за мной?
Качает головой и грозно рычит:
— Нет. Я еще не пал так низко, но уже в шаге от этого, — тёмные волосы падают ему на лоб, усиливая выражение свирепости.
Он загоняет меня в угол. Плюёт на все приличия и прижимает к стене, горячей ладонью обводя контуры тела. Я рефлекторно сглатываю и кусаю губы. Упрямо молчу, взбешенная диким коктейлем чувств.
Эрнест хрипло роняет:
— Когда мы с тобой приехали в компанию, мне сообщили о технической неисправности в системе видеонаблюдения. Я отвлекся и решил лично проверить. Захожу на пост охраны и, о чудо, вижу удаляющийся силуэт самой прекрасной жены на свете, — желчно выплевывает последнюю фразу и недобро прищуривается, — а рядом с ней причину моей ярости. Отморозка, ради убийства которого и в тюрьму сесть не жалко.