Тут же получаю за дерзкие слова. Эрнест стремительно хватает меня за талию, поднимает и сажает на стол, впечатывая в себя. Сводящим с ума голосом шепчет:
— Никакого уважения к мужу, — накрывает плечи горячими ладонями, — да по сравнению с тобой мы вообще безобидные.
— Нет, Эрнест, — рефлекторно выгибаюсь и отпихиваю его в сторону. Вдруг кто-то зайдёт и увидит нас в таком двусмысленном положении? — Отпусти. Не здесь.
Поправляю одежду, тщетно выравниваю пульс и тихо выдыхаю:
— Властность и деспотизм у вас в крови. Это ты не можешь отрицать.
— Не могу, однако с тобой я не показываю и половину этих качеств, — хриплый баритон вызывает судорожную дрожь.
— Так я тебя приручила? — хитро прищуриваюсь.
Мы обмениваемся шутками, специально отгораживаясь от серьёзной темы. Бежим друг от друга, находясь на предельно близком расстоянии. На какой-то короткий миг я даже чувствую неловкость, вспоминая характер Мальдини. Тяжёлый, вспыльчивый и властный. Он меня и отпугивал, и притягивал.
Вызывал уважение и оторопь. И если раньше я хотела бежать без оглядки, то сейчас ощущала такой уровень защиты и спокойствия, что это невольно настораживало.
Если Леон сказал правду, я просто сгорю. Потухну, как фитиль угасающей свечи. Без надежды вновь почувствовать зверское тепло и ласку языков пламени.
Уже жалею, что задала этот вопрос. Эрнест слишком долго молчит. Пожирает меня глазами.
Наконец он говорит:
— Ты не приручила, а встала рядом. На равных, — тщательно подбирает слова, — если бы кто-то из нас подчинился другому, это были бы уже не мы.
— Но разве я не проиграла, когда вышла за тебя замуж? — гулко сглатываю, борясь со смущением. — Я ведь сдалась. Приняла твои условия.
Слово «покорилась» повисло в воздухе. Я не нашла в себе сил произнести его вслух.
— Глупая, — хрипло бросает, — ты сделала меня самым счастливым мужчиной. И, если уж копать глубже, я первым признал зверскую зависимость от тебя. Так кто из нас проигравший?
Ладонью невесомо касается волос. Очерчивает контур губ и едва слышно говорит:
— Я хотел бы, чтобы мы начали по-другому, но история не знает сослагательного наклонения.
Непривычная ласка, приятное поглаживание по лицу и чистый, откровенный взгляд вводят меня в ступор. Яркий румянец на щеках выдаёт смущение. Я осторожно выбираюсь из его объятий, чтобы с головой не погрузиться в этот теплый момент и не забыть о предупреждении Леона.
Быстро перевожу тему:
— Рабочий день давно начался. Может, пора приступить к работе? — рефлекторно сглаживаю холодный тон. — Начальники вправе опаздывать, а вот их бедные сотрудницы не могут позволить себе такую роскошь.
В его бледных глазах пляшут смешинки. Эрнест терпеливо ждёт, пока я возьму сумку, и открывает передо мной дверь. Придерживает за локоть и насмешливо шепчет:
— Не переживай. В случае проступка твой начальник придумает какое-нибудь приятное наказание.
Я прикусываю щеку изнутри, чтобы скрыть улыбку, и шутливо толкаю его в грудь.
Впереди самое неприятное — ожидание правды.
Глава 22. Эрнест
Проклятье. Это сложнее, чем я думал. Даже перекуры не помогали. Сигаретный дым быстро заполнял легкие, но при этом ни на толику не затыкал разум. Не снижал потребность в ней. Кого, черт возьми, я пытался наказать? Её или же себя?
Колоссальное желание постоянно поднимать голову, охватывать цепким взглядом её сосредоточенное лицо и шумно втягивать носом сладкий аромат Эсмеры сводило с ума. Жгло вены с такой сильной отдачей, что это становилось невыносимым. К концу рабочего дня я начал отсчитывать секунды, предвкушая жаркое возвращение домой. Близость её тела напрочь сносила башню. Чертовски сложно вести себя целомудренно в таких условиях.
Мне недостаточно просто отдать ей фамилию, поселить в своём доме и окольцевать.
Нет.
Я даже не уверен в том, что свадьба хоть как-то утихомирила мои собственнические инстинкты. Напротив — лишь усилила жажду контроля. Я и до брака понимал — моя. Знал, что не отпущу. Эсмера слишком глубоко пустила корни. Добралась до самого важного. Так вгрызлась в вены, что не вытащить. Буквально всё заменила. Стала светом и тьмой. Воскресила и убила.
Завлекла, спровоцировала, а я повёлся. Воспринимал всё, как игру. Временную и крайне занимательную. Выбрал чертовски неправильную стратегию и попался. «Шах и мат» — сказали мне её глаза.
Забавно, ведь я даже не понял, когда всё изменилось. Когда компания, бизнес, деньги и статус полетели в топку. Превратились в пустышки. Не грели душу азартом. Не возводили на пьедестал — ни черта не значили.